| "В память о времени и людях": Полнотекстовая база данных об Озёрске | |
| Персоналия | |
|
вернуться назад
|
|
|
"О.В." уже сообщал читателям, что вышло второе издание книги жителя нашего города Ю.А. ЕЛФИМОВА "Маршал индустрии" о жизни и деятельности одного из первых министров атомной промышленности, дважды Героя Социалистического Труда А.П. ЗАВЕНЯГИНА". Мы начинаем публиковать страницы из последней главы книги, где редакция газеты сочла возможным сделать некоторые дополнения, опущенные издательством. А.П. Завенягин знал, что еще до войны советские ученые-физики делали попытку решить проблему использования атомной энергии. В феврале 1943 года небольшая их группа под руководством профессора И.В. Курчатова снова начала работу в данной области. Дело в том, что ученые в этот период доказали реальную возможность создания оружия большой мощности - атомного. В самом начале 1943 года Завенягина пригласили в ЦК партии, в кабинет И.В. Сталина. Шло совещание. Авраамий Павлович понял, что продолжается обсуждение какого-то вопроса, потому что Сталин без вступления спросил: - Товарищ Завенягин... Вот вы металлург и горняк. Вам известно что-либо о запасах урана и графита? Завенягин задумался. - Насколько мне известно, графит есть в Сибири. На Нижней Тунгуске, в районе Курейки. В отношении урановых руд... ничего не могу сказать. - А найти необходимо, - продолжал Сталин. - Обязательно. И графит, и уран. И немедленно начать добычу. Это очень нужно сейчас... Вам очевидно, придется работать над выполнением важного государственного задания вместе с товарищем Курчатовым... Вы не знакомы? Знакомьтесь... К Завенягину подошел высокий человек с большой черной бородой, улыбнулся, подал руку. ...Коллектив, возглавляемый Курчатовым, начал работу по решению в первую очередь научных проблем, связанных с созданием нового вида оружия. Государственный Комитет Обороны вызывает с фронта и производственных предприятий, нужных Курчатову специалистов. Приезжают в Москву Г.Н. Флеров и К.А. Петржак, а затем и другие ученые, которые до войны работали в области ядерной физики. Строятся корпуса лаборатории, циклотрон. Решение о начале работ по созданию атомного оружия принималось с большими трудностями. Информация разведки о работах над атомными проектами в Германии и США, письма военнослужащего (до войны ученого-физика) Флерова к Кафтанову (уполномоченному ГКО по науке), Курчатову, наконец, в 1942 году Сталину о возможности создания нового вида оружия, консультации членов правительства и ГКО с советскими физиками и химиками и многие другие факторы привели к тому, что правительство приняло решение о возобновлении работ по атомному ядру, о форсировании работ по урановой проблеме, о создании в СССР атомной бомбы. Конечно, наших ученых и военных беспокоило отсутствие сведений о состоянии и готовности этих работ, в первую очередь, в Германии. Ведь на фронтах, шли ожесточенные бои, и нельзя было допустить, чтобы немцы опередили русских в создании более мощного оружия... По рекомендации директора Ленинградского физико-технического института А.Ф. Иоффе - научным руководителем урановой проблемы был назначен профессор И.В. Курчатов, занимавшийся до войны изучением атомного ядра, - один из ведущих специалистов СССР в этой области науки. Однако ученым ясно, что урановая проблема чрезвычайно сложна, а потому потребует больших затрат и времени. Пришла весна 1945 года, пришла Победа. Вот что писал об эпизоде на Потсдамской конференции 1945 года Маршал Советского Союза Г.К. Жуков: "...После заседания глав правительств Г. Трумэн сообщил И.В. Сталину о наличии у США бомбы необычайно большой силы, не назвав ее атомным оружием... Но тот ничем не выдал своих чувств, - сделав вид, будто ничего особенного не нашел в словах Г. Трумэна... Вернувшись с заседания, И.В. Сталин в моем присутствии рассказал В.М. Молотову о состоявшемся разговоре с Г. Трумэном. В.М. Молото в тут же сказал: "Цену себе набивают". И.В. Сталин рассмеялся: "Пусть, набивают. Надо будет поговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы". Я понял, что речь шла об атомной бомбе. Тогда уже было ясно, что правительство США намерено использовать атомное оружие для достижения своих империалистических целей с позиции силы в "холодной войне". Было очевидно, что американцы в тяжелый для нашей страны период усиленно работали над созданием нового орудия, в условиях глубокой секретности вели проектирование и строительство соответствующих производств. И 16 июля 1945 года произвели первый испытательный ядерный взрыв, а вскоре атомные бомбы были сброшены на японские города Хиросиму и Нагасаки. Советское правительство призывает ученых ускорить работы, в короткий срок, создать для защиты отечества ядерное оружие. Положение в мире крайне напряженное. Курчатов и его коллеги называют для этого минимально короткий срок - пять лет... Для решения вопросов, связанных с созданием атомного оружия, создается Научно-технический совет под председательством Б.Л. Ванникова. В составе совета - крупнейшие ученые, инженеры, организаторы производства из различных наркоматов и отраслей народного хозяйства. Членом совета утвержден и А.П. Завенягин. Авторитет Завенягина в годы войны значительно вырос, и он был привлечен к созданию новой отрасли промышленности не только как хороший организатор, строитель, но и как опытный металлург. В цепочке различных работ по решению урановой проблемы важное место имел процесс металлургии урана и плутония. И дело это было совершенно новое, не изученное. Для непосредственной организации и координации всех работ при Совете Народных Комиссаров СССР в августе 1945 года по решению ГКО создается Первое Главное управление под руководством Б.Л. Ванникова, его заместителя А.П. Завенягина, а затем и М.Г. Первухина. К работам по "урановому проекту" были привлечены академические, отраслевые и военные институты (некоторые из них полностро переходили в ведомство Первого Главного управления). Специализированные конструкторские и строительно-монтажные организации. Создаются собственные подразделения, научные и технические базы. Привлекаются наилучшие силы из различных отраслей науки и промышленности. Продолжается поиск и разведка урановых руд. Параллельно с научно-исследовательскими и организационными работами вскоре начались конструкторские разработки первого в стране атомного котла (главный конструктор - директор НИИхиммаша Н.А. Доллежаль), а затем - в одном из институтов - проектирование зданий и сооружений для его размещения и работы. В.С. Емельянов, начавший работать в новой отрасли с конца 1945 года, так рассказывает об одной из первых встреч с И.В. Курчатовым, где они намечали первоочередные работы: - Сегодня мы попытаемся выявить то, что следует проделать в первую очередь. Уран, графит, тяжелая вода - без них нельзя начинать строительство атомных котлов. Уран требуется очень чистый - нужно; поставить работы по очистке урана. Вы ведь металлург? - обратился ко мне Курчатов. - Вам и карты в руки. Кого можно привлечь к этим работам? Вы металлургов знаете. Здесь много; дел - без людей ничего не сделать... Завенягин решает организационные вопросы по проектированию, подготовке строительной площадки и началу строительных работ, выделяет большое количество рабочих-строителей, механизмы, изучает технологию будущего производства. Скоро Курчатов и его коллеги определяют последовательность физико-металлургических работ - создание атомного котла, облучение урановых стержней, разрабатывают химический процесс их растворения, извлечения плутония. И стало ясно: это сложный и труднейший технологический процесс, громадное и сложное производство. Нужны тысячи строителей и монтажников, десятки заводов по изготовлению различного оборудования, аппаратуры, приборов, приспособлений. Да и у ученых было еще много "белых пятен": работы явно задерживалась из-за отсутствия металлического плутония даже для исследования его свойств. Тем не менее, вскоре начали проектирование такого завода. Доктор технических наук И.Н. ГОЛОВИН вспоминает об этом периоде: "Разработку завода по производству плутония начали задолго до пуска Ф-1 (первый атомный котел в Европе, пущенный Курчатовым и его коллегами 25 декабря 1946 года. - Ю.Е.). Различные варианты обсуждались на совете при участии многочисленных инженеров и физиков. Руководители работ И.В. Курчатов, Б.Л. Ванников, А.П. 3авенягин, В.А. Малышев вникали во все детали, но не могли сделать окончательного вывода, так как данные еще не были подтверждены опытом. Прежде всего, надо было проверить, верен ли расчет критических масс, затем научиться управлять котлом, убедиться, что он не выходит из подчинения оператора и не угрожает самопроизвольным разгоном и взрывом..." С руководителями работ по урановой проблеме Завенягин устанавливает деловые и дружеские отношения. Б.Л. Ванникова Завенягин знал как одного из организаторов оборонной промышленности. В годы первых пятилеток он был директором ряда машиностроительных и оружейных заводов: Люберецкого, Тульского, Пермского, неоднократно встречался с Г.К. Орджоникидзе. Перед Великой Отечественной войной - нарком оборонной промышленности, вооружения, а с 1942 по 1946 год - народный комиссар боеприпасов. Именно в этот период Ванников выполнял наиболее ответственную задачу, задачу большой государственной важности: обеспечение фронтов патронами, гранатами, снарядами, минами, бомбами... Конечно же, это было важным аргументом в его новом назначении, когда реализовывалась судьба уранового проекта, когда было принято решение создать новую - ядерную бомбу. И.В. Курчатов - заместитель председателя Научно-технического совета. Именно он отвечал за научную часть урановой проблемы, а потому, и стоял во главе всех направлений по ее решению. С 1943 года Курчатов был уже академиком, но в глазах Завенягина так и оставался молодым (хотя и бородатым), веселым и жизнерадостным человеком, который буквально заражал всех энергией и идеями в работе. Вот что вспоминает о том времени бывший председатель Государственного Комитета по использованию атомной энергии СССР А.М. Петросьянц: "Тогда нам приходилось встречаться довольно часто. Темные лучистые глаза его смотрели весело и лукаво. Когда Игорь Васильевич был доволен, он поглаживал свою бороду. Друзья с любовью называли его "Бородой", и он весело откликался на это прозвище. И.В. Курчатов был человеком дела, всегда настойчивым и требовательным. Я не помню случая, чтобы ему в чем-то отказывали. Да и отказывать ему было трудно: все, что он просил, действительно было нужно для дела. Голос у него был энергичный, речь решительная, вид внушительный. Он был в полном смысле слова обязательным человеком, человеком действия". С ним и начал работать Завенягин. Дружба и уважение, взаимопонимание и взаимопомощь останутся между ними на долгие годы совместной работы. Другой коллега по работе - В.Л. Малышев. Человек удивительной судьбы, прошедший жизненную школу от паровозного машиниста до заместителя председателя Совнаркома. Ко времени начала разработки урановой проблемы, он поработал уже конструктором, главным инженером, директором Коломенского локомотивного завода, народным комиссаром тяжелого и среднего машиностроения, танковой промышленности в годы Великой Отечественной войны... И все это - за сорок лет жизни! Особый талант организации производства танков проявил Малышев в годы войны: он был шефом всех танковых заводов страны, уполномоченным ГКО, а после эвакуации западных и южных заводов главными и для страны, и для него, наркома, стали Кировский в Челябинске, Уралмашзавод в Свердловске и завод в Нижнем Тагиле, где директором был Ю.Е. Максаров. На Урале с участием Малышева в короткий срок; был создан танковый арсенал страны. Завенягин хорошо знал Малышева по его бурной деятельности, так как снабжал его танковые заводы различными стратегическими материалами, в том числе никелем. И вот совместная работа в новой отрасли... Но Малышев не только один из руководителей атомной проблемы, не только член Научно-технического совета - у него в "досье" звание генерала, Героя Социалистического Труда, удостоверение заместителя председателя СНК. Понимал Авраамий Павлович: именно такой человек ему сейчас нужен, он крайне может помочь делу. О М.Г. Первухине, управляющем в конце тридцатых годов Мосэнерго, а потом Главэнерго, Завенягин слышал раньше: лично познакомился в тот период, когда Первухин был назначен заместителем наркома тяжелой промышленности СССР. В начале сороковых годов Первухин - заместитель Председателя Совнаркома. С начала Великой Отечественной воины почти все химические заводы страны перешли на выпуск военной продукции, в том числе пороха. Фронт требовал боеприпасов, и Первухин для руководства химическими заводами, работающими на изготовлении боеприпасов, назначается наркомом химической промышленности СССР. Он остался одновременно и заместителем председателя Совнаркома. Эти годы, работы неоднократно сталкивали его по делам с Б.Л. Ванниковым. Ну а теперь, когда развертывалась новая отрасль промышленности - атомная, и ее составная часть - радиохимия, где начали работу десятки, сотни ученых и инженеров-химиков, М.Г. Первухин стал одним из руководителей уранового проекта. Деловую связь устанавливает Завенягин с другими руководителями коллективов, работающими над урановой проблемой. Трудились тогда все крайне напряженно, с полной отдачей сил. Член-корреспондент Академии наук СССР Д. И. Блохинцев вспоминает: "В памяти людей, участвовавших в развитии атомной науки и техники, особенно ярким и дорогим останется ее начальный период, когда закладывались основы отечественной атомной техники. В этот период возникли не только основные идеи, но и что не менее важно, стиль работы советских инженеров и у ученых, который по праву следует назвать курчатовским…" ...Выбор и обследование площадки для строительства объектов уранового проекта были произведены правительственной комиссией в 1945 году. Члены комиссии (в их числе А.П. Завенягин) понимали, что место должно быть не просто рациональным, а должно отвечать многим требованиям секретного военного производства. Подобрать такую площадку было делом не простым. Ведь требовалась отдаленность от крупных городов и густонаселенных пунктов для безопасности при аварийных ситуациях, наличие озер или рек для охлаждения атомных котлов, возможность размещения жилой и промышленной зоны по розе ветров, сводящей до минимума промышленные выбросы на жилой поселок, исключение возможности проникновения на территорию агентов иностранной разведки (не надо забывать, что первый центр атомного оружия США в Лос-Аламосе находился еще в более жестких условиях секретности), наличие вблизи площадки строительства магистральных железных или автомобильных дорог. Эти, да и многие другие факторы делали задачу по выбору площадки исключительно; трудной. Такое место было найдено на Южном; Урале, в окружении; гор, живописных oзeр и сосновых лесов, недалеко от железнодорожной магистрали, что тоже было немаловажным фактором: предстояло громадное дело, на будущую стройку надо было перебросить десятки, сотни тысяч тонн грузов для многочисленных коллективов, которых предстояло реализовать урановый проект. В ноябре на площадку приехали первые изыскатели, а затем по распоряжению Завенягина и первые строители. Прокладку дорог и освоение площадка начали практически зимой 1946 года. Когда строительство выросло в самостоятельное подразделение, его начальником был назначен Я. Д. Раппорт - генерал-майор инженерно-технической службы. По предложению Завенягина главным инженером строительства назначают Сапрыкина. Да, снова главным инженером. И снова на важную государственную стройку. Завенягин приглашает в новую отрасль промышленности ряд других специалистов, с которыми ему пришлось ранее работать, и которых он уважал и ценил. Среди них Воронцов - главный геолог комбината в Заполярье. На работу в новую отрасль промышленности по путевкам обкомов партии направляются лучшие специалисты. В марте 1946 года Авраамий Павлович получил письмо из Узловой. Удивился и обрадовался: Узловая - детство, юность. Как все это далеко в прошлом. А прислал письмо старый узловский фельдшер М.Я. Сухих. И хотя очень занят был Завенягин, но на письмо ответил. "Ваше письмо получил, - писал он. - Как раз накануне вспоминал Вас. Заболел ангиной с тридцатилетним перерывом и вспомнил, как Вы меня лечили от нее в 1914 году... Я много раз собирался заглянуть в Узловую. Летом как-нибудь в хороший выходной день постараюсь заехать... Хочу посмотреть Дубнички, Погановку, Любовку и J другие места. Не был на Узловой уже 22 года, и посмотреть тянет". Но время было такое напряженное, что приехать на родину Завенягину так и не удалось: он должен был организовать работы на строительстве зданий первого промышленного котла, а также сложнейшего химического завода по получению плутония. Приступили к трудоемким земляным работам. На месте будущего химического завода начинается строительство вспомогательных объектов: мастерской, склада, котельной. В нескольких километрах от промышленной площадки закладываются жилые дома. Первое время проектировщики не успевали с выдачей чертежей на гражданское строительство, и в основном пришлось использовать щитовые финские дома-коттеджи. Но не останавливать же стройку из-за отсутствия проектов! Несколько позже начали плановое строительство одноэтажных и двухэтажных кирпичных домов. Курчатов со своими сотрудниками продолжает изучать свойства уран-графитовой кладки на первом экспериментальном котле. Результаты этих исследований ложатся в основу первых промышленных котлов, проектирование которых ведется ускоренными темпами. Весной 1946 года приступили к освоению площадок под строительство котла, а в конце лета началось рытье котлованов. Землеройной техники практически не было, и твердые скальные породы давались с большими трудностями: кирка, лом, лопата, кувалда, клин - вот и весь набор "механизмов". В котлованах еще тачки, для подъема грунта - наипростейшие тросовые подъемники. А предстояло выбрать из глубоких котлованов тысячи кубометров грунта! И все же земляные работы под здание первого котла к весне 1947 года были закончены. Началось бетонирование конструкций. В этот период в стержнях опытного котла в Москве накапливаются первые порции неизвестного вещества, из которого необходимо выделить плутоний, изучить его химические свойства. Определенное его количество должно создать мощный взрыв. При каких условиях он произойдет? Сколько нужно для этого плутония? Сколько потребуется времени для его накопления? Много еще было вопросов и проблем. Еще до войны Ю.Б. Харитон и Я.Б. Зельдович провели исследования и расчеты возможных цепных реакций. Тогда расчетами был установлен ориентировочный объем критической массы - 10 кг. Ученые из этого сделали вывод, что создание ядерной бомбы возможно. Но то были пока лишь расчеты, и до практического создания атомного оружия, конечно, было еще далеко. Изучались возможности ядра, исследовались и открывались новые для науки процессы. И вот, наконец, основные свойства плутония изучены. В Ленинграде, в Радиевом институте, ученые Б.А. Никитин, А.П. Ратнер под руководством академика В.Г. Хлопина разработали технологию промышленного выделения плутония из урана. 1947 год был для Завенягина и всех, занятых урановой проблемой, годом большого напряжения. "Холодная война" против СССР продолжалась, следовали прямые угрозы. Чтобы охладить разгоревшиеся страсти США и их союзников, чтобы защитить Отечество, нужно было создать оружие не менее мощное, чем американское. Курчатов с привлечением ученых, конструкторов продолжает заниматься научными проблемами: Ванников, Малышев, Завенягин, Первухин решают вопросы размещения заказов, разработок и получения оборудования, приборов и материалов из промышленности, создания технологии производства, организации строительства и монтажа. На создание новой промышленности в этот период уже работают в стране десятки тысяч людей в проектных и научно-исследовательских институтах, на различных заводах, в лабораториях, непосредственно на площадке будущего атомного производства. …Еще в начале 1947 года начальником строительства был назначен М.М. Царевский. Завенягин одобрил его кандидатуру, так как знал Царевского многие годы. В 30 годы они часто встречались в ВСНХ, в наркомате тяжелой промышленности, на совещаниях у Орджоникидзе. Царевский руководил тогда строительством Нижегородского автомобильного завода, позже - Мончегорского и Нижнетагильского металлургических комбинатов. И вот теперь ему предстояло возглавить новую стройку. Это были самые напряженные месяцы создания первых предприятий будущей атомной промышленности. Энергию, порывистость, порой даже некоторую резкость Царевского уравновешивал и дополнял главный инженер стройки. Они были различны по складу, по характеру, но дополняли друг друга и создавали этим самым то единое организационное начало, которое требовалось для успешного выполнения всех намеченных работ. …На одном заседании Научно-технического совета с участием А.П. Завенягина было принято решение перепроверить правильность размещения растущего жилого поселка, по отношению к промышленной площадке. Выполненные ранее ветровые расчеты и замеры были предварительными. А вдруг ошиблись? Теперь было решено провести специальные исследования, изучить и учесть направление ветров, проработать вопросы разбавления примесей в атмосфере, определить оптимальную высоту промышленных труб и т.д. Для проведения исследований и изыскания был создан большой исследовательский отряд. Поскольку все материальные и технические ресурсы на площадке в тот период были у строителей, Завенягин неоднократно просил, Царевского и Сапрыкина оказывать отряду, помощь людьми, техникой. Заместитель начальника отряда и его научный руководитель (позднее - профессор, доктор технических наук) Е.Н. Теверовский вспоминал впоследствии: - Очень сильное впечатление на меня произвел главный инженер строительства полковник Сапрькин, а, в последующем академик архитектуры. Мне приходилось обращаться к нему с различными нуждами отряда: строительство саней, оборудование лаборатории; выделение материалов... Он внимательно выслушивал, отдавал распоряжения - и все немедленно выполнялось. Это был настоящий человек дела. К концу 1947 года коробка здания первого атомного промышленного котла была готова. Поднимаются все выше здания химического завода. Поступающее оснащение размещается непосредственно на стройке. Начинается монтаж технологического и электротехнического оборудования. Большую часть времени руководители Научно-технического совета находятся на стройке: решают различные вопросы по ходу строительства и монтажа, приглашают на площадку главных специалистов. И начальник стройки Царевский. и главный инженер Сапрыкин, и весь инженерно-технический персонал работают и днем, и вечером, иногда до полуночи. Без выходных. На стройке также день и ночь тысячи рабочих вручную долбят землю, ставят опалубку и арматуру, готовят бетон, на тачках и в "рикшах" развозят его и укладывают в конструкции. Коробки корпусов внутри и снаружи обросли громадными лесами. Строящиеся объекты представляют собой людской муравейник... В декабре 1947 года руководителем всего эксплуатационного персонала был назначен Борис Глебович Музруков, прошедший большую школу инженерной и организационной работы на таких предприятиях, как Кировский завод в Ленинграде и Уралмашзавод в Свердловске. В годы Великой Отечественной войны Б.Г. Музруков был директором Уралмашзавода, принял на себя все трудности перевода работы предприятия на выпуск военной продукции, а главное - на выпуск бронекорпусов, башен для танков "KB" и самоходных артиллерийских установок. С 1942 года завод выпускал уже и "Катюши" и минометы, и собственные танки, в том числе знаменитые Т-34. Авраамий Павлович не встречался раньше с Музруковым, но заочно знал его по периоду военных лет, неоднократно читал в центральных газетах его статьи о работе Уралмашзавода по выпуску танков. Б.Г. Музруков металлург по специальности, еще до войны, в Ленинграде, работал над составом броневой стали. Тогда и было установлено, что прочность брони определяется наличием никеля. В годы Великой Отечественной не без ведома Завенягина за никелем для танков уральских заводов в Норильск прямо с фронта посылались специальные авиационные подразделения. Телеграммы об отгрузке никеля шли в адрес Завенягина не только от наркома танковой промышленности Малышева, но и от Музрукова из Свердловска, от Зальцмана из Челябинска, от Максарева из Нижнего Тагила. Завенягин знал, что Б.Г. Музруков в годы войны был удостоен звания Героя Социалистического Труда именно за выпуск бронекорпусов и башен для танков. И вот теперь ему поручена совершенно новая, но не менее ответственная работа в атомной промышленности. После одного из совещаний Авраамий Павлович как-то спросил нового директора: - Ну что, распрощался с танкостроителями? Привык, наверное, к ним? - Тяжело было уезжать. Трудное время я с ними пережил. Наверное, самое трудное в моей жизни. - Это верно. А за никель ты тогда потряс меня крепко, ох крепко… - Те годы нельзя забыть, вспоминая что-то, говорил директор. - Война, люди, орудие, танки, танки… Они помолчали. Наверное, понимаешь и нынешнюю обстановку. - Завенягни смотрел в задумчивые глаза нового коллеги по работе. - Нам срочно нужна бомба - иначе нас сомнут. Это сегодня одна из важнейших государственных задач... Думаю, тебе все ясно. Кстати, поэтому ты и назначен директором всего хозяйства. А твой предшественник - Ефим Павлович Славский - остается главным инженером. Не знакомы? - Ну, как же! Он же у нас в Свердловской области в годы войны работал. На алюминиевом заводе, директором - с удивлением, но как-то радостно ответил Myзруков. - Знакомы... В обкоме обоим не раз давали "жару"... Правда, каждому за свое - мне за танки, ему за самолеты. - Вот и прекрасно, - заключил его мысль Авраамий Павлович, но тут же продолжил - Славский достаточно глубоко познал новое дело, вник в проблему, поэтому мы посчитали, что ему важнее сейчас быть главным инженером: заниматься с техническим персоналом, готовить технологию производства. Тут у нас еще столько проблем! - А Ефим Павлович не обижается? Все-таки перевод с должности директора на главного инженера... - Не меньшая ответственность! - как-то серьезно и твердо сказал Завенягин. - Что такое главный инженер? Это технический директор. Так считали в 30-х годах? И правильно. Он отвечает за всю техническую политику предприятия, технологические процессы; техническую подготовку персонала и технику безопасности... Да и это далеко не все. Не нужно сейчас отрывать его на хозяйственные и административные дела. - Завенягин помолчал, о чем-то думая, и как-то спокойнее, дружески посоветовал: - После пуска объектов все ученые, военные, руководители Главка уедут, и работать вам придется одним. Так что рекомендую как можно быстрее вникнуть в суть нашего производства, найти самый наилучший контакт со своими заместителями и главными специалистами. Они помогут разобраться в существе дела… О том, как все это началось, Музруков в своих воспоминаниях писал: "Осенью 1947 года мне предложили поехать в лабораторию И.В. Курчатова и ознакомиться с проблемой (урановой - Ю.Е.) на месте. В Лаборатории N 2 Академии наук СССР я впервые увидел Игоря Васильевича, который увлекательно и доступно рассказал о значении лабораторного реактора, а также о перспективах и возможностях будущей атомной энергетики. А пока перед ним как перед научным руководителем проблемы стояла тяжелейшая задача создания промышленного реактора всей атомной промышленности страны. Под влиянием Игоря Васильевича я проникся важностью и необходимостью решения предстоящей задачи, почувствовал огромное творческое увлечение как инженер. Сомнений не было. Я согласен быть директором одного из объектов. - Когда вы сможете выехать на место? - спросил меня Игорь Васильевич. - Незамедлительно в ближайшие дни, - ответил я. Так начались годы совместной, трудной, но счастливейшей работы". ...На котле, в лабораториях, на стройке химического завода, на заводах - изготовителях оборудования, в проектных институтах, на заседаниях Научно-технического совета - необычайный подъем, большое напряжение. Люди работают днем и ночью. Битва продолжается... Ранней весной 1948 года на площадку с группой ученых приезжает Курчатов. По атомному котлу предстояли завершающие монтажные и наладочные работы, и Игорь Васильевич решил присутствовать на всех этапах работ перед пуском котла. Сейчас здесь, сменяясь, находились руководители и Первого Главного управления из Москвы. Курчатов поселился с Б.Л. Ванниковым в вагончике вблизи площадки котла и коротал вместе с ним холодные ночные часы. Дело в том, что Ванников недавно перенес инфаркт, и ему были утомительны поездки в поселок и обратно. С ним остался Курчатов. Вагон топили, но стояли еще морозы, за ночь все выдувало, вагон остывал, температура нередко доходила к утру до нуля - плюс пяти градусов. Но Ванников и Курчатов крепились, бодрствовали и до теплых весенних дней жили в вагоне. …На одном из совещаний Курчатов критиковал строителе за неудовлетворительный ход работ по монтажу трубопроводов первого контура в здании котла. Руководитель монтажного подразделения объяснял это тем, что строители не подготовили фронт работ. Завенягин с присущей ему горячностью тут же обрушился Сапрыкина. Наконец, пришли к выводу, что нужен четкий совместный график выполненных работ Главному инженеру стройки и было поручено составить такой график. После совещания, когда все начали расходиться. Курчатов подо шел к Завенягину и Сапрыкину склонившимся над чертежом. Авраамий Павлович что-то объяснял Сапрыкину и явно нервничал. Игорь Васильевич молча наблюдал за ними и, понимая, что пора снять их нервное напряжение (время шло к полуночи), сказал спокойно, но громко: - Авраамий Павлович... Да пожалейте вы его. Думаю, часть вашего запала можно оставить на Царевского. Он завтра будет на месте... Завенягин обернулся, улыбнулся его словам и уже по-доброму взглянул на молчавшего Сапрыкина. Курчатов же погладив бороду, продолжал: - Насколько я знаю, в Магнитке вместе работали? - Было дело. Игорь Васильевич. - Завенягин оживился. - И не только в Магнитке. Мы с Василием Андреевичем старые друзья... - Магнитка мне тоже близка. - Курчатов задумчиво смотрел на коллег по работе. - Я ведь родом с Южного Урала. Может, слышали про городок Сим? - Ну а как же! - Авраамий Павлович с любопытством смотрел на Игоря Васильевича. - Это около Аши? В Симе не был, а в Аше был раза три... Не знал, что это ваша родина. А если так, то мне кажется удивительным и даже знаменательным. Игорь Васильевич, что на родной земле вам приходится делать, может быть, самое главное дело своей жизни... - Завенягин глазами показал Курчатову на стул, предлагая присесть. Сел и сам напротив. Притихли и внимательно слушали этот диалог оставшиеся в кабинете. - Да, дело большое, но и ответственность велика, - задумчиво ответил Курчатов, - и если будет успех в нашей работе - можно считать ее, пожалуй, главным делом жизни. Второго такого дела уже не будет. Хотя, думаю, урановый проект на этом не кончится, это ведь только начало... - А вы как-то чувствуете, что находитесь на родине, на Урале? - не унимался Авраамий Павлович, - Я, например, до сих пор с благоговеньем, отношусь к Магнитке. - То, что я здесь - придает мне силы, настроение и уверенность в работе. Наш Южный Урал прекрасен, и я, естественно, рад, что возвратился сюда для выполнения важного государственного задания. - Игорь Васильевич, извините, но раз уж заговорили об этом... А что представлял раньше ваш Сим? - Завенягин расстегнул китель, уселся удобнее на стул, давая понять, что б разговор не окончен, внимательно смотрел на Курчатова и ждал ответа. - То был горнозаводской поселок. Построен ещё в прошлом веке. Хорошие места: и руда под рукой, и горная речка... - Долго прожили на Урале? - Завенягин оживился, и ему хотелось еще и еще слушать Игоря Васильевича. Впервые они разговаривали о жизни так откровенно и подробно. - К сожалению, нет, - ответил Курчатов. - На Симском заводе была церковно-приходская школа, других не было, а отец хотел, чтобы мы получили образование. Мне было шесть лет, когда он повез всю нашу семью в Симбирск - там была гимназия. Да и ему работа нашлась: снова стал землемером... - А дальше? Игорь Васильевич помолчал, подумал, потом встал, проговорил: - Авраамий Павлович... Ну, правда, рассказывать дальше больше нет сил. Дальше все длинно, сложно и… долго. Если найдем время - давайте как-нибудь в следующий раз? По всей вероятности времени для продолжения этого разговора они больше не нашли - на объектах наступили напряженные дни монтажа оборудования, наладочные работы, все были заняты делом. В здании котла, в верхней его части, Курчатов оборудовал небольшой кабинет. С ним почти постоянно и Ванников, и Завенягин. Здесь можно увидеть ученых, конструкторов, проектировщиков. Только от Лаборатории N 2 (Москва) здесь постоянно находилось № 50-70 научных работников? И всем находи дело. Многие из них потом, после пуска котла, стали эксплуатационниками. У большинства была за плечами большая научная, а теперь и организационная подготовительная школа. Игорь Васильевич каждый вечер проводит совещания, проверяет итоги выполнения работ за день, намечает задачи на завтра. - В эти предпусковые дни подолгу находится; на площадке главный конструктор котла Н.А. Доллежаль. Внимательно следит за монтажом всех узлов. Вместе с ним - главный технолог проекта В. И. Меркин, представители завода-изготовителя из Горького... Позже Доллежаль вспоминал: - Проект реактора нами был разработан буквально за четыре месяца. Предварительно все его варианты детально обсуждали c Курчатовым. В июле 1946 года я привез окончательный вариант в лабораторию к Игорю Васильевичу. Он подписал чертежи, а в августе проект промышленного реактора был утвержден. Часто с Курчатовым обсуждает различные вопросы его помощник - директор Института физических проблем АН СССР, руководитель научных и технических разработок по котлу А.П. Александров. Тот самый Александров, с которым они долгое время работали в Ленинградском физико-техническом институте, а в годы войны занимались разработкой систем размагничивания военных кораблей для защиты от мин. За противоминную защиту оба были удостоены государственной премии. Потом, с 1943 года - совместная научная работа над урановым проектом в лаборатории Курчатова в Москве: в момент монтажа и предпусковой период - на площадке строительства первого промышленного котла... Чтобы не терять времени на обеденные поездки домой и обратно, напротив здания котла, в березняке, построили небольшой деревянный дом и организовали столовую для ученых, руководства эксплуатационного персонала и стройки. Здесь можно было после обеда или ужина (когда задерживались допоздна, был и ужин) отдохнуть несколько минут в одной из комнат, где стоял кожаный диван, было радио, шахматы, журналы. Этот домик-столовую потом долго называли "Березки". Как-то в "Березках" за один стол к Курчатову сели Завенягин и Музруков. Обедали, кратко перекидывались отдельными фразами, а когда все трое вышли в комнату отдыха и присели на диван, Авраамий Павлович, обращаясь к Курчатову, вдруг спросил: - Игорь Васильевич... А вы знаете, что с нами работает ваш близкий земляк? Курчатов повернулся к нему, потрогал привычным жестом бороду, проговорил: - Нет, не знаю. Кто же этот земляк? - Наш шеф из Совнаркома... - Малышев? Но он, кажется, коломенский по работе, а родом откуда-то с Коми... Первухин - из Каширы. Кто же еще? - А вот он самый и есть, товарищ Первухин! Никакой он не каширский, а юрюзанский от рождения. А в Кашире он действительно работа директором электростанции. - Да, Юрюзань - рядом. - Может, и купались в одной речке - Юрюзани? - Может, и купались когда-то… - Два уральца в руководстве уранового проекта. Здорово? - Завенягин засиял от своего открытия и продолжал: - Кстати. Бориса Глебовича тоже можно считать уральцем. Всю войну ковал здесь танковый щит... И тут не выдержал Музруков: - А сами-то, товарищ генерал? У вас тоже за плечами Магнитка. Курчатов подвел итог беседы: - Так или иначе, но выходит, что мы все как-то причастны к Уралу… Часы на стене ударили боем: они показывали одиннадцать вечера. …Курчатов и Завенягин внимательно присматривались на площадке к работе В.И. Меркина, главного конструктора проекта и хотя в целом за проект котла отвечал главный конструктор Доллежаль, именно на него, Меркина, ложилась основная часть вопросов, возникающих при монтаже и наладке. И он их грамотно и оперативно решал. Именно поэтому его рекомендовали, а с начала 1948 года и назначили главным инженером в эксплуатационный персонал первого промышленного котла. В этой должности он проработал до конца 1948 года, когда началась первая отгрузка отработавшего топлива на радиохимический завод - на переработку. В этот период в рабочем журнале пульта управления котла (реактора) была сделана запись: "Предупреждаю, что аппарат без воды оставлять нельзя, ни при каких обстоятельствах, Курчатов". Фотокопию этой важной предупредительной записи ныне можно увидеть в мемориальном музее И.В. Курчатова. Эту заповедь ученого работники, ответственные за безопасное состояние объекта безукоризненно выполняли в течение сорока лет - до остановки и прекращения работы реактора. В весенние дни 1948 года Завенягин пригласил к себе начальника стройки Царевского и главного инженера Сапрыкина. Генерал Царевский, и полковник Сапрыкин явились, как всегда, в форме, по-военному в точно назначенное время. Завенягин тоже 6ьл в генеральской форме, в хорошем настроении, весело встретил старых коллег. - Присаживайтесь, братцы-стройбатцы... Сколько лет знакомы - с 30-х годов? Но я вас вот зачем... Правительство просит уточнить, что мы тут проделали за эти годы, какие объемы работ выполнили по основному объекту. Проектировщики свои объемы назвали, но мне нужны более точные объемы работ и затраты средств... Сапрыкин достал из внутреннего кармана блокнот. "Хитрющий строитель" (как его называл про себя Завенягин) знал: такие данные всегда надо иметь с собой. И, открыв нужный листок, прочитал: - Вынуто грунта - сто девяносто тысяч кубометров, значительная часть - скальная порода, уральская. Завенягин молча записывал, а Сапрыкин продолжал: - Уложено бетона восемьдесят две тысячи кубометров, кирпича шесть тысяч кубов... - Все это за полтора года, я так понимаю? - Так точно, - подтвердил Царевский. - И сколько же на стройке у нас занято рабочих? - С ИТР более сорока тысяч... - А точнее? - Точнее, по стройке - сорок пять тысяч человек. - Армия, - проговорил Завенягин задумчиво. - А если посчитать всех по стране, занятых нашей проблемой? Рудники, научные и проектные институты, машиностроительные и приборостроительные заводы, предприятия цветной металлургии, электропромышленности, тяжелой индустрии, стройматериалов... И все, в итоге, работают на нас. Целая "империя" по созданию нового вида оружия! Представляете, какая лежит на нас ответственность? Не знаю, как вы, но я об этом раньше просто не задумывался. Игорь Васильевич напомнил... Учтите, нам сейчас никак нельзя расслабляться... На нас надеется, от нас ждут успехов. Завенягин, встал, прошел по кабинету, заметил: - Справку для Москвы дайте официальную. Но не забывайте: с котла будут освобождаться люди, перебрасывайте всех на площадку Точеного и Громова. Там к декабрю надо завершить все работы и начать загрузку продукта на переработку... Кстати, Михаил Михайлович, - обратился он к Царевскому, - сколько у тебя было строителей в Нижнем Тагиле во время войны, когда ты пускал домну? - Немного больше, чем сейчас. Но домну мы тоже одолели почти за это же время - год и восемь месяцев. -Вот видишь, какой силищей ты командуешь. Огромной силой, создающей нашу индустрию. Что ж, давайте доводить дело до конца. Paботы у нас впереди еще много... Начинался самый ответственный момент - загрузка в котел урана. Получит ли страна нужный плутоний? Это был первый котел большой мощности. Поток нейтронов в миллионы раз превосходил то, что удавалось создать в лаборатории. И вот торжественный и ответственный момент: пуск. Первый промышленный котел в СССР заработал. И.Н. Головин в своих воспоминаниях об этом периоде пишет: "Для отработки безотказного действия деталей котла и для обеспечения его работы в целом Курчатов провел серию опытов, не боясь повредить первый и единственный в то время промышленный котел. С Ванниковым и Завенягиным он детально обсудил задачи задуманных опытов. Будучи фактически руководителем всех работ, он никогда сам не давал команды персоналу, зная, что все инженерные дела подчинены администрации завода и распоряжения должны исходить от нее…" Между тем зарубежные газеты пестрят выпадами против СССР "Холодная война" достигает наивысшего напряжения. Медлить никак нельзя! Для Курчатова, Завенягина создание атомной бомбы становится главным делом жизни. ...Курчатов имел веселый нрав и многим близким по работе ради шутки давал прозвища. И на него не обижались. Ванникова он звал "бабай", так как тот был родом из Баку, а в Азербайджане этим словом подчеркивают уважительное отношение к старшим. Завенягина (правда, "за глаза") - генералом. И не только потому, что Завенягин в то время имел звание генерал-лейтенанта, а за его действительно генеральские организационные способности. В этом убедился Курчатов за период долгой совместной работы. Завенягин часто выполнял, казалось бы, невыполнимое. Приходя на какое-либо совещание и раздеваясь в приемной, Курчатов часто спрашивал о Завенягине: - А что, генерал уже здесь? Интересно, что над решением урановой; проблемы работали тогда и другие генералы, но так Курчатов называл только Завенягина. Для него он был главным генералом. Строительно-монтажные работы на заводе по переработке урана, заметно продвинулись, а вскоре в аппараты была загружена первая партия облученного урана, полученного на промышленном котле.| Освоение технологии на заводе шло крайние трудно. На месте аппаратчиков - ученые, инженеры. Опыта работы нет, а потому случаются ошибки. Задачи перед коллективом завода стояли сложные: совершенно новая технология, отработанная на небольших дозах продукта в лабораторных условиях, не шла на больших аппаратах в производственных цехах. Казалось, что совершенно ясен технологический процесс: облученные стержни, урана растворить в азотной кислоте, из раствора отделять уран, отсеивая через фильтры, и отдельно плутоний. Последний сначала в растворе, с примесями. И уже в последнем звене цепочки, на другом производстве, получать плутоний в чистом виде. Но это теоретически, а практически пока не получалось. В этот период на заводе трудятся видный ученые, принимавшие участие в разработках технологии извлечения урана и плутония: академики А.П. Виноградов, В.Д. Никольский, член-корреспондент АН CCCP Б.А. Никитин... На период пуска завода научным руководителем всего радиохимического производства был назначен сотрудник Радиевого института, доктор технических наук А.П. Ратнер. Почти все время проводит на объекте главный инженер предприятия. Отладка производства продолжалась, но чего только не приключалось: забивались вентили и фильтры, останавливались насосы, перегревались растворы, и в них образовывались перекиси продукта, не срабатывала дозировка подачи реагентов, плохо работали датчики и приборы, контролирующие температуру и радиоактивную обстановку. Отремонтировать же или заменить что-то было трудно и опасно: высокая активность... В своих воспоминаниях об этом периоде М.Г. Первухин писал: "Теперь очередной за дачей стало ускорить окончание монтажа оборудования химического завода, где из облученного в реакторе урана должен выделяться плутоний. Вся сложность пуска и управления химическим процессом заключается в том, что среда растворенного в азотной кислоте урана сильно радиоактивна, поэтому все аппараты и трубопроводы расположены в недоступных при работе камерах. Управление процессом дистанционное, поэтому как сам химический процесс, так и аппаратура должны работать надежно, бесперебойно. Пуск и работа химического завода прошли вполне нормально. Здесь следует отметить большую заслугу академика В.Т. Хлопина и его ближайших сотрудников из Радиевого института". Да, с позиций времени еще более четко просматриваются все сложности нового производства, и веришь: первопроходцам атомной эры приходилось крайне трудно - операторам, аппаратчикам, инженерам, начальникам смен, да и всему персоналу завода. Это были шаги к неизведанному. И всех этих людей изматывала не только физическая нагрузка, но и психологическая: понимание постоянной невидимой опасности... Трудности освоения радиохимического производства выявили необходимость усиления коллектива специалистами-химиками. Музруков и Славский попросили остаться поработать в составе эксплуатационного коллектива некоторых специалистов из Радиевого института и Лаборатории № 2, но все понимали: инженерный персонал нужен постоянный, с перспективой работы. Завенягин, находясь; в Москве, просит помочь Ванникова, а тот приглашает Первухина. - Михаил Григорьевич... Нужны специалисты к Музрукову на радиохимический передел... Вы как нарком по химии своих специалистов знаете лучше меня. Нет ли кого на примете из деловых ребят? После котла у нас это будет главный этап дальнейшей работы. Нам нужно научиться получать чистый продукт для будущего изделия. Химики нужны, инженеры с опытом… - Вы же знаете, Борис Львович, ни подобных заводов, ни специальных учебных заведений по урановой технологии у нас нет... Но инженера с опытом могу предложить. - Они и просят с опытом. Ученых мы уже "насажали" там. - Я бы мог рекомендовать одного грамотного инженера-химика, точнее, органика-технолога. Большой опыт работы... Но я только что перевел его с производства в Главк азотной промышленности. Заместителем главного инженера Главка. Буквально на днях... - Азотной? Да это же то, что нам надо. Где работал? - На азотно-туковых заводах. - Кто это? - Мишенков. Начинал в Горловке, на Украине, потом работал в Кемерово... Ванников задумался. Что-то знакомая фамилия. Он переспросил: - В Березниках на Урале работал? - Во время войны... - Мишенков, Березняки, азотно-туковый... Михаил Георгиевич, я |слышал о нем кажется, занимались мы с ним пороховыми делами. Приглашайте, для беседы... Как потом оказалось, Ванников, нарком боеприпасов в годы войны, знал Г.В. Мишенкова по деловой переписке: Мишенков работал главным инженером азотно-тукового завода, откуда поступала продукция для боеприпасов. Первухин же помнил Мишенкова как нарком химической промышленности, в ведомстве которого были Березники. Что ж, две высокие рекомендации решили дело: в конце 1948 года Григорий Васильевич назначается заместителем главного инженера предприятия (заместителем Е.П. Славского), а вскоре - главным инженером. Фактически он становится непосредственным шефом радиохимического производства, где получали и очищали плутоний. Главным инженером в то время был профессор Б.В. Громов. Славский вспоминает: "Он должен был обучать людей по технологии, которую им предстояло эксплуатировать. А на заводе много отделов. В целях обеспечения секретности людей обучали так, что одна группа не знала, чем занимается другая. А он, Громов, очень квалифицированный технолог-химик, сразу со всеми работниками изучал технологию в полном объеме. Чуть не посадили его за это. Говорят - разгласил тайну! Надо, мол, было обучать каждую группу отдельно. Еле я его отстоял… Работа развернулась грандиозная". Бывший главный энергетик радиохимического завода Б.В. Брохович вспоминает: "Я отвечал тогда за бесперебойное энергообеспечение всех технологических процессов. Сотни кабелей различных марок, электрические шкафы, пульты, приборы... Хотя многие операции еще проводились вручную, но объект был ответственный и перерывы в подаче электроэнергии или нарушение работы внутренних систем никак не допускались. Это могло вызвать массу неприятностей, а то и аварию... Еще до загрузки на продукт мы прокатывали оборудование, совместно с проектировщиками проработали различные варианты работы систем электрооборудования. Это беспокоило не только меня, но и главного инженера объекта Громова, и главного прибориста Цфасмана, и всех тех, кто готовил объект к работе на продукт. Благо, что Громов - профессор, доктор химических наук. В технологических процессах разбирался прекрасно, а потому помогал нам совершенствовать системы энергообеспечения, управления и контроля. Мы сделали тогда все, что смогли, и надежность пуска и работы завода была обеспечена". И вот получена долгожданная продукция - плутоний, за который несколько лет велась большая индустриальная битва. Еще когда только начались большие организационные работы по строительству, руководители Первого Главного управления, ученые все чаще и подолгу оставались жить на площадке. Для Курчатова и Славского построили два брусчатых одноэтажных коттеджа на высоком и скалистом берегу озера. Домики окружали громадные сосны, и от них открывался прекрасный вид большого озера, за которым поднимались лесистые берега синеющими вдали отрогами Уральских гор. В коттеджах Игорь Васильевич и Ефим Павлович не только жили, но и работали: сюда им привозили документы и почту, здесь проводились немногочисленные совещания, здесь бывали Музруков и Маленков, Ванников и Первухин, ученые и строители, военные. От коттеджей вниз к воде почти по отвесной скале, была устроена деревянная лесенка, и Игорь Васильевич в редкие минуты отдыха мог искупаться в прозрачной воде уральского озера. Каждый домик-коттедж имел прихожую. Небольшую приемную, рабочий кабинет, спальню, крохотную кухоньку и столовую. Славский вспоминает: "Собирались по вечерам с Курчатовым. Думали, спорили, решали здесь, дома, все самые сложные вопросы. Курчатов научил меня, работать именно так, как требовал урановый прожект. Сооружая тот самый первый "атомный" комбинат, спали два-три часа в сутки. Одно время с Курчатовым попеременно отдыхали: ему ночь была дороже для работы, а мне, значит, день доставался..." Сюда постоянно приезжал А.П. Завенягин - без него редко решались ответственные технические и организационные вопросы строительства и монтажа. Если Завенягин почему-то задерживался. Курчатов обычно говорил: - Подождем генерала... Взаимное уважение, внутренняя симпатия, глубокое понимание поставленных задач и друг друга остались у них на многие годы, и они продолжали встречаться до последних дней жизни. В 1988 году дочь А.П. Завенягина - Евгения Авраамовна - опубликовала в газете "Советская Россия" две редкие фотографии: Завенягин в гостях у Курчатова. Они фотографировали друг друга по очереди, одним фотоаппаратом, во дворе И.В. Курчатова. В газете так и написано: фото Курчатова и Завенягина. Обнародованы фотографии впервые спустя более тридцати лет. Технология создания заряда шла трудным путем. Производство по окончательному выделению плутония из раствора разместили в одноэтажных кирпичных зданиях, за несколько километров от первых двух цехов. Помещения напоминали обычные химические лаборатории с простейшими вытяжными шкафами, столами, различными реагентами. Посуда и различные емкости из дорогостоящего металла: дело предстояло иметь с кислотами, высокими температурами, да и продукт должен быть большой чистоты... В отдельных помещениях размещались различные по мощности высокотемпературные электропечи. И вот в цехе первая партия продукта с радиохимического завода. Внимательно, осторожно и напряженно идет приемка. Присутствуют начальник цеха, химики-технологи, авторы технологических разработок академик И.И. Черняев и доктор химических наук В.Д. Никольский, представители дирекции Б.Г. Музруков и Г.В. Мишенков... Здесь, в цехе, надо было окончательно получить требуемый продукт - плутоний, довести его различными процессами "до кондиции", то есть из раствора получить... металл. Химики-технологи шли "на ощупь": химические процессы производились параллельно и последовательно с прокалкой продукта рафинированием, плавкой в электропечах... Все это теперь, десятки лет спустя, подробно изложено в учебниках по металлургии урана и плутония, но тогда, в 1949 году, это дело было новым и неизвестным, это были первые попытки в производственных условиях (в лабораторных металл получили несколько раньше) получить металлический плутоний. И вот получены первые граммы черновых слитков, а затем и чистого желтовато-серебристого металла. В те первые дни и месяцы коллектив цеха понял всю важность их работы и крайнюю ответственность за порученное дело. Позади был предварительный опыт работы на имитаторах, но с работой на реальном продукте перед ними вставали все новые задачи и трудности. ...Еще когда только сформировалась цепочка технологической последовательности получения плутония, схема создания атомного заряда, сразу же была предопределена трудность создания конструкции бомбы. Ведь полученный металлический плутоний - это еще не оружие, не бомба. Научное руководство разработкой бомбы И.В. Курчатов предложил профессору Ю.Б. Харитонову: тот производил ранее расчет критических масс и, конечно, был наиболее близок к теме. Решением правительство в 1946 году под наименованием КБ-11 (при Лаборатории № 2) был организован Научно-исследовательский центр по разработке и созданию атомного оружия. Начальником КБ был назначен П.М. Зернов, работавший в годы Великой Отечественной войны вместе с Малышевым и Музруковым в танковой промышленности. Научным руководителем и главным конструктором был назначен Ю.Б. Харитон. В этом ГКБ станет работать и бывший конструктор тяжелых танков Н. Л. Духов. КБ со своей производственной базой создавалось на одном из заводов наркомата боеприпасов СССР, которое ранее входило в ведомство Б.Л. Ванникова. И уже в начале 1946 года Ю.Б. Харитон подготовил тактико-техническое задание на первую советскую атомную бомбу. Усиленными темпами начались технологические и конструкторские разработки, составлялись схемы контроля и управления, определялись необходимые приборы и аппаратура, создавались макеты бомбы... В создаваемой конструкции надо было найти способ быстрого и надежного соединения ядерных полусфер для получения критмассы, то есть создания мгновенной ядерной реакции и получения атомного взрыва. Проблемой сближения зарядов путем встречных выстрелов занимался ранее и Б.Л. Ванников, к которому обратились ученые и военные за консультацией как к бывшему наркому вооружения. К разработке конструкции бомбы Курчатов привлек доктора физико-математических наук К.И. Щелкина - специалиста по детонации, горению, взрывам. В начале 1948 года правительство поручило И.В. Курчатову, П.М. Зернову, Ю.Б. Харитонову изготовить и передать на испытание первые экземпляры ядерных бомб до 1 декабря 1949 года. Это был очень напряженный период в истории атомной техники. В.С. Емельянов пишет: "В тот год мы все были в особенно нервном напряжении. Ведь из нас никто не знал, взорвется бомба или нет. Испытание должно было подвести своеобразный итог всей деятельности огромного коллектива: делали мы то, что нужно, или шли по ложному пути, ибо создавалось то, чего еще не было. Мы должны были получить плутоний и из него создать бомбу. Мы его получили. Помню, в то время мы работали до трех-четырех часов ночи, и я как-то шел с одного из таких бдений вместе с А.П. Завенягиным. Стали мы вспоминать нашу учебу в горной академии. Но, видно, думал он совсем не о далеких днях учебы, так как неожиданно сказал: - А вдруг мы получили не плутоний в этом "корольке"? Вдруг что-то другое? Пять лет труда, миллиардные вложения, многие тысячи людей, занятых атомными работами, взбудоражены все ученые, поставлена "на дыбы" вся страна... И вдруг не взорвется... Мы понимали, что только взрыв бомбы даст окончательный ответ на все вопросы. Конечно, Завенягин, как ОДИН из руководителей уранового проекта, беспокоился обо всех этапах создания будущего "изделия". И ему важен был итог этой работы, ее результат. Но слишком труден был каждый этап ядерной проблемы, это были ступни преодоления трудностей для всех, ответственных за проект. То были этапы научных работ и проектно-конструкторских разработок, этапы создания котла, затем радиохимического производства, получения нужного продукта в металле и изготовлении заряда, а потом и в создании бомбы в целом. Но его ждал впереди главный итог проведенной грандиозной работы: испытание. На полигоне усиленными темпами уже велись подготовительные работы. ...В кабинете И.В. Сталина в Кремле собрались члены Политбюро, представители высшего командования, работники государственного аппарата, ответственные з разработку атомной бомбы. Среди, них - Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин, М.Г. Первухин, М.Г. Малышев... В назначенное время в кабинет вошли Курчатов, Харитон, Зернов. С собой они принесли небольшую шкатулку, которую поставили на стол. На нее все сразу обратили внимание. Еще бы! Редкий случай, когда на высокое совещание в Кремле приходили не с папкой для доклада, а со шкатулкой. Курчатов доложил о готовности работ по созданию бомбы, достал из шкатулки никелированный плутониевый шар диаметром около десяти сантиметров, сказал: - Вот готовый заряд для бомбы... Прошу дать разрешение на взрыв. На несколько секунд в кабинете воцарилась абсолютная тишина, все молчали, всматриваясь в блестящий шар. Большинство сидящих в кабинете были просто шокированы. "Как это, в кабинете "самого" - ядерный заряд... Неслыханное вероломство! А если..." Но Сталин внешне спокойно спросил: - Сколько их еще сделано? - Больше нет, здесь весь накопленный плутоний,- ответил Курчатов. - Это плохо. А скоро можете накопить на второй заряд? - Пока еще накопление идет медленно: месяца за четыре приготовим второй, Иосиф Виссарионович. - Раздразним американцев, а на складе ничего нет в запасе, а вдруг они попрут со своими атомными бомбами? Нечем их будет сдержать. Взрывая первый, надо иметь еще на складе второй, а то и третий заряд. Сталин встал, подошел к Курчатову, положил руку на гладкую поверхность шара. - Теплый... И всегда теплый? - Всегда, Иосиф Виссарионович. В нем идет непрерывная ядерная реакция альфа распада. Она греет его. А мы вызовем в нем мощную реакцию деления. Это и будет взрыв большой силы. Были и другие вопросы, пояснения и ответы на них давали также Харитон и Завенягин, кажется, все уже успокоились и не обращали внимания на шар, лежащий в шкатулке на столе. В конце совещания Сталин дал согласие на взрыв. Руководство за испытанием бомбы в целом было возложено на Курчатова. В мае 1949 года Завенягин с Курчатовым выехали на полигон. Завенягин здесь бывал уже неоднократно в течение двух лет, как только были начаты работы по строительству всех необходимых сооружений и коммуникаций для проведения испытания. Теперь ему и сопровождавшим физикам и конструкторам бомбы предстояло ознакомить с состоянием дел Курчатова - руководителя испытания. Место для полигона подобрали в Казахстанской степи в районе Семипалатинска. И вскоре перед ними предстала большая безлюдная чаша полигона, окруженная невысокими холмами. Когда проезжали один из пусков между холмов, то Курчатов заметил невдалеке группу военных у армейской палатки. Он вопросительно посмотрел на Завенягина, на сопровождавших военачальников, и Авраамий Павлович, поняв его взгляд, спокойно заметил: - Выдвижные армейские заставы. Временные... Мы не можем допустить попадания на полигон случайных и посторонних людей. Ради; их же безопасности. Да и тайна нашего дела важна. А постоянные армейские заставы укрыты далеко в холмах, в надежных блиндажах. В центре полигона перед глазами приехавших предстала стальная башня высотой метров пятнадцать-двадцать. Да, именно такой и представлял ее Курчатов, который обсуждал предварительно конструкции в КБ Зернова и Харитона с военными проектировщиками. На этой башне должна быть взорвана бомба. Однако, к удивлению и Курчатова, и Завенягина, и Харитона, вблизи башня показалась чуть наклоненной, даже слегка покачивалась под порывами ветра. Как же так? Ведь на нее нужно поднимать пятитонное "изделие"! Забегали, засуетились работники спецслужб: нет ли тут вредительства в самый важный этап работы? Завенягин срочно созвал на совещание всех ответственных за создание башни: и военных, и гражданских лиц. Через полчаса он уже доложил Курчатову: башня дала крен, потому что проектировщики недоучли мощных ветровых нагрузок казахстанских степей, допустили ошибку, и фундамент просел. Курчатов настоял на переделке фундаментов, и башни, хотя на это требовалось много времени. Он не хотел рисковать - усилить фундамент. Благо пока его не торопили, хотя все участники уранового проекта ждали этого момента. Ждали доклада руководителя испытаний о полной готовности. Он понимал, что только после этого ему назовут назначенный день и час. А пока - знакомство с полигоном и его сооружениями: командным пунктом, находящимся километрах в десяти от эпицентра, средствами связи, "мишенями" для испытаний. Правда, "мишени" считались условными названиями, так как под ними подразумевались большие объекты: в разных местах строились каменные и деревянные дома, устанавливались железобетонные надолбы и металлические столбы рылись окопы и строились блиндажи для животных, подтягивалась и размещалась на полигоне различная военная техника... Да, ответственность у Курчатова была велика, это понимали находившиеся с ним Завенягин, Первухин, Зернов и другие руководители урановой проблемы и, конечно же, представители армии. Как руководителю испытания, ему будут подчинены на полигоне все: армейские подразделения, участники сборки "изделия", испытатели - от лейтенанта до генерала, от инженера-конструктора до академика. Задолго до испытания были разработаны и изготовлены различные новейшие приборы, которые сейчас размещались на территории полигона: фоторегистраторы, фонографы, регистраторы степени гамма-излучений, температуры, освещенности давления взрывной волны... Когда Завенягин в августе вторично приехал на полигон, то остался доволен: положение дел заметно улучшилось, готовность работ была максимальной. Вместе с башней заканчивалась строительство здания, похожего на небольшой цех. Авраамий Павлович провел Курчатова внутрь, где их встретила удивительная белизна зала и чистота. Оба знали: здесь на монтажной тележке, будет производиться окончательная сборка бомбы, отсюда выкатят ее на рельсы к лифту, находящемуся в конце зала, и поднимут на башню. Сборочный зал и башня по периметру каждой стороны в двести-триста метров были обнесены забором из колючей проволоки, с проходной, воротами, где была установлена надежная охрана. Забегая вперед, можно сказать, что охранные меры предосторожности вполне оправдали себя, потому что никаких ЧП не произошло, а до момента взрыва практически все рядовые участники взрыва так и не знали, над чем они трудятся, что делают. Тайна была сохранена и потому, что даже руководители испытаний не произносили слов "бомба", "взрыв", "ядерное устройство", а называли такие слова, как "изделие", "получится-не получится", сработает"... В семидесяти километрах от полигона на берегу Иртыша был построен поселок для испытаний. Он состоял из кирпичных многоквартирных домов, казарм для солдат, нескольких коттеджей для руководителей испытаний. В поселке - административные здания, гостиница, магазин, столовая - все, что положено для нормальной жизнедеятельности коллектива строителей, ученых, военнослужащих. Завенягнн предложил Курчатову поселиться в коттедже на берегу реки, среди руководителей правительственной комиссии, но Игорь Васильевич отказался и поселился в гостинице в центре поселка. Ему не хотелось быть "чужаком", хотелось быть среди людей, с кем предстояло работать, видеть их, знать их самочувствие и настроение. Понимал: всем им предстояло впереди большое испытание! Курчатов собирает всех участников испытаний, распределяет обязанности каждого, а на последнюю (предполагаемую) неделю составляет подробный график работ для всех, ответственных за проведение взрыва. Начинаются тренировки-репетиции. Курчатов должен убедиться, что все подготовлены и всё подготовлено. О полной готовности он обязан доложить в Москву и получить назначенный день и час взрыва. На испытательной площадке под Семипалатинском находятся руководители уранового проекта, члены правительственной комиссии, высшие военачальники. Среди тех, кто постоянно рядом с Курчатовым - Первухин, Малышев, Завенягин… В помещении сборки начались основные работы. Сборка бомбы ведется под наблюдением и с участием Харитона, Духова, Щелкина. Но вот Курчатов объявил "час", который назвал ему Берия, прибывший на полигон (он был назначен председателем правительственной комиссии): 29 августа 1949 года, 6 часов утра. Этот час был согласован по ВЧ со Сталиным. Акт на проведение испытания первой советской ядерной бомбы подписывают И.В. Курчатов, П.М. Зернов, Ю.Б. Харитон, К.И. Щелкин. Начинается завершающий момент сборки. В монтажном зале тишина, нарушаемая только изредка сборщиками. Все понимают, какая затаившаяся энергия, какая опасность тут рядом, под руками. Последним у тележки над бомбой "колдует" Кирилл Иванович Щелкин: он отгружает заглушки с отверстий в корпусе, и вставляет туда детонаторы. Внимательно следят за всем происходящим Берия и его помощники. Не дай Бог, что случиться или сорвется. "Верный соратник вождя" нес личную ответственность за создание атомной бомбы перед Сталиным. Над полигоном наступает ночь. Бомбу в лифте поднимают на башню. ...Последние часы и минуты перед взрывом были для всех на полигоне крайне напряженными. Минут за десять до назначенного времени Берия не выдержал: - А ничего у вас, Игорь Васильевич, не получится! - Что вы, Лаврентий Павлович! Обязательно получится! - воскликнул Курчатов и продолжал наблюдение за фоном нейтронов на пульте в пункте управления испытанием. Головин, тогда помощник Курчатова, бывший свидетелем этой сцены, вспоминает также, что у Игоря Васильевича после этих слов "только шея побагровела, да лицо сделалось мрачно сосредоточенным" Однако идут последние секунды: десять… пять… три… пуск! Это утро И.Н. Головин в своих воспоминаниях описывает так: "В лучах восходящего солнца, пробивающихся сквозь разрывы облаков, над просторами степной чаши здесь и там 6ыли видны подопытные животные - близкие жертвы предстоящего испытания. К искусственному водоему в центре чаши слетались птицы из безводной пустыни. В момент "пуск" на башне вспыхнула яркая точечка, гораздо ярче солнца. Потускнела, потом запылала еще ярче, залила светом холмы и горы. Небо померкло и казалось черным. Прошли нереальные фантастические тени, вспышка разгорелась, достигла апогея, наполнив мир немыслимым светом. Потом на месте ее вырос огненный шар. Не ослепляя, он начал расширяться и быстро поднялся наверх. Расширился столб из клубящихся вихрей. И вскоре гигантский бурлящий гриб, прорезываемый вспышками света, поднялся на непомерную высоту. Чудовищное видение нарастало в полнейшей тишине, как в немом кинематографе. Наконец пришла ударная волна, вызвав легкое ощущение тепла на лице. Хлесткий ее удар даже не покачнул никого, не удивил звуком людей, привыкших к обычным взрывам на полигоне. Эксперимент, так тщательно подготовленный, отнявший столько сил, удался. Все сделано правильно. После мгновенного оцепенения (на командном пункте - Ю.Е.) начались рукопожатия, объятия, поздравления, шум, ликование, крики "Ура". Сразу же после взрыва Берия недвусмысленно заметил Курчатову: - Было бы большое несчастье, если б не вышло! Игорь Васильевич понимал, какое было бы несчастье. Оно могло коснуться и руководителей уранового проекта, и ученых, и конструкторов, и производственников, и испытателей. Благо этого не случилось. Картина разрушений открылась перед испытателями в тот же день: снесенные на большом расстоянии от эпицентра здания, опрокинутые орудия и техника, сожженные постройки, разрушенный тяжелый мост... На другой день Курчатов и Завенягин вметете с секретарем Переверзевым выехали на газике в эпицентр взрыва. Стальная башня и капитальный зал, где производилась сборка пятитонной бомбы, исчезли, сгорели, испарились вместе с поднятым вихрем огня и пыли. На месте башни - большая тарелка оплавленной, спекшейся почвы. И разрушенные жалкие остатки строений. Задание большой государственной важности было выполнено. Годы непрерывного напряженного труда многотысячных коллективов словно концентрировались в этом взрыве. Он стал итогом всей работы. Эта была достойная трудовая Победа. 25 сентября 1949 года в газетах было опубликовано сообщение ТАСС об овладении Советским Союзом секретом атомной бомбы. Вот выдержки из него: "...23 сентября президент США Трумэн объявил, что по данным правительства США, в одну из последних недель в СССР произошел атомный взрыв. Одновременно аналогичные заявления были сделаны английским и канадским правительствами… ТАСС считает необходимым напомнить о том, что еще 6 ноября 1947 года в докладе по поводу 30-летия Октябрьской революции было сделано заявление о том, что секрета атомной бомбы давно уже не существует. Это заявление означало, что Советский Союз уже открыл секрет атомного оружия... Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревог нет никаких оснований. Следует сказать, что советское правительство, несмотря на наличие у него атомного оружия, стоит и намерено стоять в будущем на своей старой позиции безусловного запрещения применения атомного оружия". Еще в 1945 году комитет начальников штабов США рекомендовал ускорить производство атомных бомб для возможности срочного нанесения ядерных ударов по СССР. Как стало позже известно, было намечено произвести атомные бомбардировки двадцати городов СССР, в том числе Москвы, Ленинграда, Харькова, Свердловска, Челябинска… Но тогда же США приняли на вооружение доктрину "первого удара", и она отличалась от предложений начальников штабов более жестокими намерениями. В течение тридцати дней по этим планам необходимо было сбросить 133 атомных бомбы на семьдесят крупных городов СССР, том числе на Москву - восемь. Ленинград - семь... В последующие два года намечалось сбросить еще двести бомб! Между тем в США зорко следили, чтобы СССР не догнал их в создании атомного оружия. А через мировую прессу там убеждали, что создать подобное под силу только мощной индустрии американцев. Правда, несколько иных прогнозов придерживались те, кто был занят разработкой и осуществлением атомного проекта. Руководитель Манхэттенского проекта генерал Л. Гровз 1945 году заявил конгрессу США, что Советскому Союзу для овладения атомным оружием потребуется пятнадцать-двадцать лет. Ученые-атомщики Э. Ферми, Р. Оппенгеймер называли срок в десять лет. Но генералы и ученые забыли или не заметили, что даже в тяжелейшие годы Великой Отечественной войны в СССР в кратчайшие сроки были созданы совершенно новые типы танков, самолетов, ракетной техники и артиллерии, новейшие типы судов на флоте, радарные установки, и буквально за несколько месяцев вырастали на пустырях новые заводы по их выпуску. Недооценили политики Запада возможности советского народа, когда предрешали судьбу атомной бомбы в СССР. А Игорь Васильевич Курчатов еще в 1943 году назвал своему правительству этот срок - пять лет. Конечно, эти пять лет были временем великой индустриальной битвы, грандиозной битвы, которой не знала страна. Но все-таки - пять лет! Выиграна не только величайшая научная и техническая битва, но и другая, не менее важная - политическая. СССР стал обладателем атомного оружия. Соотношение сил на международной арене изменилось. 29 октября 1949 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором говорилось: "За исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания присвоить звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и Золотой медали "Серп и Молот"... Завенягину Авраамию Павловичу". Звание Героя Социалистического Труда было присвоено И.В. Курчатову, Б.Л. Ванникову и другим их коллегам по работе - ученым, организаторам промышленности и строительства. ...Для надёжной обороны страны, создания необходимого запаса атомного оружия, производительности одного атомного котла было недостаточно, а ждать накопления продукта просто не было времени, шантаж Запада продолжался, и некоторые политики требовали немедленного удара по CCCP, пока он не создал достаточного количества оружия. И правительство принимает решение о создании второго котла, более совершенного, в котором были бы учтены недостатки и недоработки, выявленные в процессе эксплуатации первенца - любимого детища всех его создателей. А через год - решение о строительстве третьего реактора... Поскольку комплекс зданий первого реактора называли условно объектом "А", то в быту и Курчатов, и Ванников, и Завенягин, да и все, причастные к его пуску, в тот период и годы спустя ласково называли его "Аннушкой". - Ну, как там Аннушка? - иногда звонил Авраамий Павлович из Москвы. - Не кручинится? - Чувствует себя хорошо, - отвечал с улыбкой кто-либо из дирекции, если реактор работал хорошо, и оба понимали, что этим ответом прекрасно сохраняется существовавшая в то время секретность телефонных переговоров. И очень хмурились, начинали беспокоиться руководители и ученые в Москве, когда слышали: - Излишне поправилась, на два-три килограмма. Пытаемся исправит дело. - И было ясно, что речь шла о "разбухании" урановых стержней в реакторе, "килограммы" же условно говорили о количестве таких стержней. А вот как сделать, чтобы стержни в реакторе "похудели", чтобы их можно было извлечь оттуда и продолжать работу - задача казалась сверхсложной, и трудной на первых порах. И еще потребовалось немало времени, пока нашли способы и методы решения этой аварийной проблемы. ...Спустя сорок лет после описываемых событий народный депутат Верховного Совета СССР, министр среднего машиностроения СССР Л.Д. Рябев (ныне заместитель премьер-министра СССР) впервые открыто с высокой трибуны Первого Съезда народных депутатов СССР рассказал: "В Челябинской области сразу после войны был создан первый промышленный объект по получению плутония для ядерного оружия, и в 1948 году в этом регионе в сжатые сроки введен промышленный реактор. В 1949 году на основе плутония, который получен на этом реакторе, сделана первая отечественная ядерная бомба, и она была испытана. Здесь же, рядом для переработки топлива с ядерного реактора, извлечения плутония был построен радиохимический завод..." Конечно же, решение урановой проблемы в докладе уложилось в несколько строк, но мы теперь знаем, как все это на самом деле происходило, с какими трудностями, знаем, что этому предшествовали годы напряженной работы многотысячных коллективов, потому что ядерный щит был нужен нашей Родине, нашему советскому народу. ...В 1988 году в связи с конверсией оборонного производства первый промышленный, реактор в СССР был закрыт, вскоре были остановлены второй, третий... Это атомные реакторы, за которые бились А.П. Завенягин с коллегами, которые выручили страну в тяжелые послевоенные годы, противостояв угрозам Запада и "холодной" войне. В 1990 году остановлен пятый реактор. И если первая Магнитка Завенягина в 30-х годах стала основной базой тяжелой промышленности, индустриальным щитом Страны Советов, то вторая его Магнитка - атомная - стала надежным ядерным щитом Родины и также доблестью послужила своему Отечеству. Но вернемся в конец 1949 года. Атомная промышленность продолжает развиваться. Ведется проектирование и строительство новых заводов и реакторов. Ученые намечают к реализации ряд важных проблем в атомной технике. Однако американская печать сначала несколько сдержанно, а потом все более открыто и категорично стала пугать мир, "сверхбомбой", якобы готовящейся в США. Правительство СССР попросило наших физиков сделать разъяснение, на чем основаны эти заявления. Ученые пояснили, что "сверхбомба" возможна. Дело в том, что, кроме плутониевой и урановой бомбы, возможна другая - водородная - с большей мощностью, со значительно большим выделением энергии. В основе ее - так называемая термоядерная реакция. 31 января 1950 года президент США Г. Трумэн открыто выступил с заявлением о решении приступить к производству водородной бомбы. Советские ученые вынуждены также начать работы по ее созданию. К 1951 году в СССР образуется запас атомного оружия, достаточный для отпора любого агрессора. Испытания, проведенные в 1950-1951 годах, подтвердили его превосходные качества. Советский Союз приобрел надежный атомный щит. В конце 1951 года большая группа ученых, военных и других специалистов, занятых в атомной промышленности, была отмечена орденами и медалями. А.П. Завенягин вновь награжден орденом Ленина. В этот период Авраамий Павлович ведет большую государственную, общественную и партийную работу. Он - делегат XIX съезда КПСС, где избирается кандидатом в члены Центрального Комитета КПСС. ...В ноябре 1952 тогда американцы произвели первый термоядерный взрыв. Практически это еще была не бомба, а громадное и сложное водородное устройство. Но политиканы Запада поднимают шум. Вновь начинаются угрозы СССР. Международная обстановка требует действий. Для Курчатова, Ванникова, Завенягина наступил второй этап атомной эпопеи. Ведутся математические и физические расчеты, исследования, конструкторские разработки. Готовится различная аппаратура. К созданию водородного оружия привлечены крупные ученые и специалисты из различных областей науки и техники. Работа вновь идет с большим напряжением. Подготовкой к взрыву, сборкой узлов заряда непосредственно руководят двое - И.В. Курчатов и А.П. Завенягин. На рассвете 12августа 1953 года над полигоном прогремел взрыв. Через несколько дней Комиссия по атомной энергии США признала: "Утром 12 августа Советский Союз произвел испытание атомного оружия. Некоторые сведения, подтверждающие этот факт, были получены нами в тот же вечер. Последующие данные показывают, что при взрыве происходило не только деление, но и термоядерная реакция". В январе 1954 года А.П. Завенягин был награжден второй золотой медалью "Серп и Молот". ...В первые же годы создания атомной промышленности стало ясно, что нужных специалистов для новой отрасли явно недоставало. Началась подготовка кадров в нескольких институтах, техникумах. Этому вопросу уделяли внимание и члены Научно-технического совета. В.С. Емельянов вспоминает: "Курчатов... вместе с Завенягиным отдали много времени и труда, чтобы организовать подготовку кадров в масштабе всей страны. В ряде институтов такая подготовка кадров была организована... Сюда входили геологи по разведке урановых руд и горняки по созданию урановых рудников, специалисты для работы на атомных котлах и специалисты по разделению изотопов урана, по радиохимии, по тяжелой воде, по обогащению урановых руд и так далее. Помню, как-то сидели у Завенягина. Он графил лист бумаги и записывал в клеточки новые специальности и требующееся количество специалистов. - Сколько нам потребуется таких специалистов? - спрашивал Завенягин. - Столько-то человек достаточно? ...Перестройка эта принесла свои плоды, и в 50-х годах в наших центрах появилось много молодежи, успевшей; получить нужные специальности. Завенягин как один из руководителей молодой атомной промышленности решает различные вопросы дальнейшего развития атомной науки и техники. Теперь, когда Родина получила надежный ядерный и термоядерный щит, активизируются работы по пряному использованию атомной энергии. Еще в 1949 году в одной из лабораторий Академии наук СССР начались проектные ра6оты по созданию атомной электростанции. Несколько позже эта задача была поручена исследовательскому институту под Москвой, которым руководил Д.И. Блохинцев. Вскоре под руководством академиков И.В. Курчатова, А.П. Александрова, Н.А. Доллежаля был разработан проект первой советской атомной электростанции с электрической мощностью 5 тысяч киловатт. Завенягин внимательно знакомится с проектами, прилагает усилия к быстрейшему строительству станции. Он оказывает помощь в строительно-монтажных работах начальнику стройки В.П. Анискову, а на завершающем этапе - Д.С. Захарову. В период окончания монтажа встречается и обсуждает вопросы пуска с И.В. Курчатовым, А.П. Александровым, Н.А. Доллежалем, Д.И. Блохинцевым, А.К. Красиным, В.С. Емельяновым... 27 июня 1954 года первая в мире атомная электростанция вошла в строй. Это была большая победа ученых, инженеров, конструкторов, строителей, организаторов производств - всех принимавших участие в ее создании. Успехи в атомной технике значительно подняли престиж СССР в глазах международной общественности. Страна шла по новому и главному пути - по пути использования атомной энергии в мирных целях. Атомный шантаж против СССР практически прекратился. Это была большая победа нашей страны, в международной политической борьбе. Завенягин посещает проектные институты, лаборатории, заводы, стройки, принимает участие в решении различных вопросов атомной техники. В 2 этот период интенсивно ведется проектирование и начинается строительство различных атомных центров по всей стране. Реакторы, ускорители, электростанции, производство изотопов, различные научно-исследовательские комплексы, заводы по изготовлению специального оборудования и приборов, новые поселки и социалистические города… Настало время кое-что обобщить, систематизировать из разрозненных научных разработок, встал вопрос о проведении международных конференций по атомной науке и технике. Ученым захотелось найти пути обмена информацией и общения. Успехи СССР в области атомной техники и особенно пуск первой атомной электростанции привели к тому, что на IX сессии Генеральной Ассамблеи ООН осенью 1954 года было решено созвать международную конференцию по вопросам мирного использования атомной энергии. И.В. Курчатов и А.П. Завенягин в этот период предложили молодому доктору технических наук И.И. Новикову заняться организацией научно-исследовательских работ по атомной технике. Вот что пишет в своих воспоминаниях об этом член-корреспондент АН СССР И.И. Новиков: "Познакомься с делами, - сказал мне А.П. Завенягин, немногословно отчертив круг моих обязанностей, - через неделю доложи: после съездишь к Бороде". Через несколько дней, перечитав пухлые тома документов и наивно полагая, что это наилучший способ войти в курс самых разнообразных дел, которые возникли в то время в связи со становлением атомной промышленности, я попросил А.П. Завенягина принять меня. Было часов десять вечера, когда я стал излагать А.П. Завенягину свои соображения по ряду вопросов, которые мне казались первостепенными. Теперь-то я хорошо знаю, насколько "зелеными" были эти мои соображения, тем не менее, А.П. Завенягин внимательно выслушал меня, сделав, однако так, что мой доклад оказался предельно кратким. А.П. Завенягин, будучи блестящим организатором промышленности и превосходным инженером, немедленно схватывал суть вопроса и умел незаметно для собеседника придать разговору краткую деловую форму: он и сам выражал свою мысль предельно сжато, хотя и не пренебрегал иногда красочными деталями. Ничего, не сказав по поводу моих соображений, он набрал телефон И.В. Курчатова и договорился, чтобы я мог подъехать к нему. ...B 1955 году я был назначен ученым секретарем, делегации на Женевскую конференцию по мирному использованию атомной энергии, а вскоре по решению И.В. Курчатова и А.П. Завенягина стал главным редактором журнала. "Атомная энергия". ...К тому времени в атомной промышленности СССР заняты десятки тысяч рабочих, ИТР ученых. Растут новые производства. За плечами Завенягина большой опыт партийной, инженерной и организационной работы. И вскоре ему поручаются более высокие и ответственные должности: он назначается министром среднего машиностроения, а в 1955 году - заместителем Председателя Совета Министров СССР, оставаясь одновременно и министром среднего машиностроения. …В 1955-1956 годах происходит укрепление связей по использованию атомной энергии с зарубежными странами. Советские ученые выезжают на различные международные конференции. Создается Международное агентство по атомной энергии. В начале 1956 года 3авенягин готовит правительственную делегацию к поездке в Англию для ознакомления с атомными центрами англичан (о них было много разговоров в среде ученых). - Посмотреть - посмотрим, - сказал Курчатов и положил на стол 3авенягину лист бумаги. - А вот если в этом плане выступить нам? Завенягин посмотрел текст. - Это что, тезисы? Да, интересно. Но это значит - нужно снимать секретность с работ... Смело. А вообще - неплохо задумано. Что ж, буду просить разрешение правительства... Полномочным послом атомной науки и техники в Англию ехал И.В. Курчатов. Доклад Игоря Васильевича в Харуэлле в апреле 1956 года произвел сенсацию. Курчатов сообщил не только об основных направлениях развития атомной энергетики в СССР, но и о термоядерных реакциях. Да о каких - управляемых! Он подробно и детально рассказал о том, что в Англии и США держалось в строжайшем секрете. Было чему удивляться западным ученым! В конце декабря 1956 года А.П. Завенягин принимает участие в работе Пленума ЦК КПСС. Обсуждаются работы завершения работ по составлению шестого пятилетнего плана, уточняются контрольные цифры развития народного хозяйства на 1956-1960 годы. Рассматриваются вопросы улучшения руководства народным хозяйством. К тому времени А.П. Завенягин - член ЦК КПСС, заместитель Председателя Совета Министров СССР, депутат Верховного Совета, дважды Герой Социалистического Труда... Позади долгие годы индустриальных битв - битв первых пятилеток, битв за освоение Крайнего Севера, битв за металл для фронта, за атомную технику. Деловые качества Завенягина - руководителя, Завенягина - организатора прослеживаются на всех этапах его деятельности, по всем стройкам и заводам. Хочется привести также отдельные выдержки из воспоминаний разных лет друзей и коллег о его личных качествах, человеческих достоинствах: "Человек одаренный, исключительный, прямо-таки гипнотизирующей силы воли, всегда и внутренне и внешне собранный, ясный и твердый в своих убеждениях..." (1919 г. г. Рязань). "Что было характерно для Завенягина того периода, это его редкая сдержанность, немногословность, исключительная вежливость и учтивость в обращении с людьми... Казалось бы, как это молодому человеку, который не имеет еще ни большого политического, ни житейского опыта, удается так спокойно, деловито, с большим тактом руководить заседаниями бюро, в котором сидят товарищи значительно старше его... И все только потому, что его предложения были всегда разумно аргументированы, обоснованы и деловиты" (20-е годы, Юзовка). "Работать с Завенягиным было легко. В обращении с начальниками цехов, мастерами, рабочими он был необычайно сердечен, демократичен, заботлив... Это был уже зрелый, с широким кругозором, крупного масштаба инженер, руководитель металлургического завода, на котором работало около сорока тысяч человек. Строгая требовательность к подчиненным удивительно сочеталась в нем с деликатностью и мягкостью в обращении с людьми..." (Начало 30-х годов. Дзержинка.) "Никогда не перебивал, старался выслушать каждого. Не повышал голос, не стучал кулаком, как другие! Если не соглашался - старался убедить... Авторитет Авраамия Павловича Завенягина среди нас, инженеров и руководителей, был непререкаем. Мы его уважали, любили и слушали независимо от чина. Наше отношение к нему определялось, в первую очередь, качеством руководителя, организатора и глубоко развитого человека..." (Конец 30-х годов. Норильск.) "Умница, инициативный, упорный в отстаивании своей точки зрения: уж если что задумал, то не было, казалось, ни доводов, ни силы, которые могли бы заставить его изменить свою позицию. К своим решениям он приходил после глубокого анализа всех соображений "за" и "против". Он мог подолгу выслушивать людей, тщательно взвешивать все их доводы..." (50-е годы, Москва.) …Целый ряд участников первого этапа атомной эпопеи, получив опыт инженерной и организационной работы, перешли работать в другие министерства и ведомства. Теперь мы можем встретить их в качестве руководителей трестов, главков, министерств машиностроения, энергетики, строительства, приборостроения, на ответственных должностях в подразделениях Комитета по использованию атомной энергии СССР... К сожалению, время неумолимо, и сегодня многих пионеров урановой проблемы уже нет в живых. Атомная битва была последней индустриальной битвой и для А.П. Завенягина. В конце дня 31 декабря 1956 года он позвонил домой Марии Никифоровне: - Что-то неважно себя чувствую. Поеду часика на два на дачу, подышу воздухом. К Новому году вернусь. Но не вернулся!.. Похороны А.П. Завенягина состоялись 3 января 1957 года в Москве на Красной площади, у Кремлевской стены. В 1957 году Совет Министров СССР принял постановление об увековечении памяти А.П. Завенягина. Его имя было присвоено Норильскому горно-металлургическому комбинату. А в июне 1960 года в Норильске был торжественно открыт бюст Завенягина, и тогда же Административная площадь была переименована в площадь имени А.П. Завенягина. Улицы Завенягина есть в Магнитогорске, Донецке, Рязани, на станции Узловая. С 1983 года бороздит льды речной ледокол "Авраамий Завенягин", изготовленный в Финляндии по заказу Советского Союза. Но главная память о А.П. Завенягине остается в его делах. Эти дела - создание советской промышленности, создание и укрепление технической, экономической и оборонной мощи советского государства. Источник: Елфимов Ю. А. Последняя битва: [О жизни и деятельности А. П. Завенягина] // Озерский вестник. - 1992. - 8, 10, 15, 17, 22, 24 апреля, 1, 6. 8, 13, 15, 20, 22, 27, 29 мая, 3, 5, 10, 12, 17, 19, 24, 26 июня, 1 июля. |
|