вернуться назад
Воронина Э.
...ПОД НАЗВАНИЕМ ЖИЗНЬ
1948 год. Мы с подругой - зубные техники. Нам по семнадцать лет. Окончили Челябинскую зубоврачебную школу. Уже три месяца ждем отправления по месту назначения. И вот, наконец, нам сообщают из горкома партии, что документы готовы и мы должны отбыть к месту работы в распоряжение Б.Г.Музрукова. Место работы - База-10, МСЧ-71. Долгие ожидания, быстрые сборы. Все пожитки уместились в небольшом деревянном чемодане. Мы на вокзале. Провожают мамы (отцов у нас нет). Мы предупреждены, что в дороге не должны никому сообщать станцию назначения и вообще поменьше общаться с попутчиками. Общий вагон полон народа. Рядом веселая компания молодых ребят с гитарой. Но мы с подругой немы, как скалы. Из Кыштыма в полностью загруженном грузовике нас повезли дальше, веселые парни с гитарой оказались молодыми артистами. Они тоже ехали на работу в ЧелябинСк-40. Среди них был Василий Куликов.К контрольно-пропускному пункту приехали вечером. Взгляд проверяющих был строг и внимателен. В отдельной комнате просматривали вещи, обувь. Проходили по одному. Через другую дверь выходили по другую сторону КПП. На том же грузовике поехали дальше по хорошей бетонной дороге, среди леса. Остановились у дома 12 на проспекте Сталина (ныне проспект Ленина). Выгрузились, зашли в здание. Вестибюль с высокими колоннами. На каждом этаже по две огромные комнаты с двухъярусными кроватями. В каждой из комнат жили примерно по 80 человек. Женщины отдельно от мужчин, даже подъезды разные. Семейные тоже жили раздельно.
Нам с подругой достался верхний ярус. Дали подушки, одеяла, постельное белье. Наверх забираться неудобно, зато гарантировано, что во время сна ничего не свалится на голову. Внизу тумбочка, у дальней стены комнаты два больших обеденных стола. Ряды двухъярусных кроватей занимают все остальное пространство.
Утром пошли оформляться на работу. Возглавлял в то время МСЧ-71 П.И.Моисейцев. Медсанчасть размещалась во временных помещениях. Зубопротезной лаборатории не существовало, и нас на какое-то время направили работать в МСЧ строителей. Вернулись мы в свою медсанчасть, когда приехали врачи-протезисты Орешков и Николаев. (Довольно интересные личности).
1949 год. Для зубопротезной лаборатории был определен коттедж недалеко от парка культуры. Особенно хорошо было там летом. На территории цвели дикие травы, цветы, созревали ягоды, росли грибы. Врачом-протезистом приехала работать Надысева, молодая приятная женщина с пушистыми светлыми волосами и сине-серыми глазами, совсем как на картинах Кустодиева. К этому времени из Москвы прибыл еще один зубной техник Миша Покровский. А я, Эмма Медовщикова, и моя подруга Ада Тагильцева почти старожилы!
К этому времени уже переселились из общежития на улицу Октябрьскую в большую комнату на 7 человек.
1950 год. Жили очень скромно. Зарплаты вместе с уральской надбавкой хватало только на очень скромную еду. Позволить себе одно большое яблоко на двоих, арбуз или дыню мы могли очень-очень редко. А когда из дома нам прислали одинаковые оранжевые маркизетовые кофточки с вышивкой и черные юбки на широком корсаже, мы почувствовали себя счастливыми. Даже на фоне материального благополучия, которое окружало тех, кто работал на основных объектах (их звали "шоколадниками").
Я поняла, что, будучи зубным техником, никогда себя не прокормлю. Помогать некому. И я пошла учиться в вечернюю школу (институт был в далекой перспективе). Следовало уволиться. Для этого нужно согласие начальника медсанотдела. Им был Николай Николаевич Хвостов. Он меня выслушал, но не отпустил, а предложил работу старшего инспектора спецчасти. Я согласилась. Хорошо было работать с Н.Н.Хвостовым. Все проблемы решались четко и оперативно. Вскоре он получил назначение в главк. Начальником МСЧ-71 стал С.С.Заболотнов, а его заместителем - В.Одинцов.
В пятидесятые годы в МСЧ-71 трижды приезжал Аветик Игнатьевич Бурназян. Помнятся мне его титулы: главный госсаниспектор (радиационное состояние промышленных предприятий), министр здравоохранения СССР, начальник 3-го главного управления. Достаточно высокое лицо не только в сфере медицины. Случилось так, что начальник 1-го отдела Идея Степановна (фамилии не помню) была в декретном отпуске, и мне пришлось выдерживать все то, что обычно связано с приездом высокого начальства. Первый приезд А.И.Бурназяна, кроме обычных в таких случаях штатных хлопот, особых беспокойств не принес. Следующий приезд был событием из ряда вон! Представьте себе, как по длинному коридору МСЧ очень быстро и энергично движется высокий полный человек в генеральской папахе серого каракуля и развевающимися полами шинели. За ним с испуганным лицом семенит начальник МСЧ Заболотнов. Чуть дальше, старясь не отставать, - свита сотрудников из начальников отделов и других ответственных работников. Этот "кортеж" врывается в кабинет. Все боятся сесть: грубый "разгон" выслушивают стоя. И только одна из женщин, Голубкова (пром.санитария), мало того, что села в кресло, еще и закурила... Бурназян взорвался до крика. В этот его приезд работали днем и ночью, разве что на ушах не стояли. На душе было смутно.
1953 год. Пожалуй, самым чрезвычайным годом в истории нашей страны был 1953-й. За ним следовали времена тревожные... Состоялся и третий за время моей работы приезд А.И.Бурназяна. Он был предельно контрастным по сравнению с предыдущим. Тот же длинный коридор МСЧ, по которому один, без свиты, идет Аветик Игнатьевич. Здоровается с сотрудниками. Заглядывает в спецчасть и просит (!) поработать в выходной день, который приходился на время его пребывания. На следующий день он сам, лично, просит ускорить исполнение некоторых документов и доставку их в соответствующие инстанции. И перед отъездом заходит попрощаться... На душе спокойно и как-то уверенно.
1954 год. В начале пятидесятых годов радиационная медицина как самостоятельное направление еще не существовала. Рекомендации института биофизики Минздрава СССР были исключительно теоретическими. И, как я предполагаю, приезды А.И.Бурназяна в МСЧ-71 были связаны с организацией практической радиационной медицины. Уже возникла необходимость не только в контроле здоровья работников производства, но и в непосредственном лечении острой и хронической форм лучевой болезни и лучевых ожогов. В 1953 году при МСЧ уже существовала "вторая терапия", куда госпитализировались сотрудники радиационноопасных производств. Возглавлял 2-е терапевтическое отделение Григорий Давыдович Байсоголов. Главным специалистом была Ангелина Константиновна Гуськова. В отделении работали врачи-терапевты: Виктор Николаевич Дощенко, Валерий Иванович Кирюшкин, Леонид Владимирович Богатов, невропатологи Григорий Яковлевич Лукачер и Тамара Васильевна Олипер. Дерматологом была Ефросиния Алексеевна Еманова. Основным показателем заболевания являлись отклонения в составе крови. Было несколько врачей-гематологов, но мне помнится только одна - Лилия Мороз.
Я была свидетелем самоотверженного труда этих врачей. Они сразу же вступали в борьбу за жизнь и здоровье ТЕХ ПЕРВЫХ, кто осваивал радиационное производство ради надежного щита страны. Примерно в 1954 году Г.Д. Байсоголов сообщил коллективу, что на базе 2-го терапевтического отделения образован Филиал института биофизики. Банкет был скромным в единственном в то время ресторане. Л.Мороз пожелала всем сотрудникам, чтобы Григорий Давыдович и Ангелина Константиновна оставались такими же доступными и через много-много лет. Несмотря на будущие научные регалии...
Не только врачи осваивали новое направление медицины. Горьковский университет им.Лобачевского был и остается серьезной подготовительной ступенью для науки. Молодыми специалистами, окончившими этот университет, приехали работать в ФИБ Татьяна Рысина и Наталья Фроловская (Елкина). В пятидесятых годах была создана лаборатория физических исследований. Возглавил ее Виктор Иванович Петрушкин. В случае необходимости приглашались на консультации специалисты всех существующих, самых узких и самых широких специальностей. Систематически организовывались конференции по анализу методов лечения радиационных больных. Результаты этих конференций были интересны и для Института биофизики Москвы. На такие конференции приезжали Егоров, Лебединский. Накопленный опыт складывался в диссертации. Первыми защитились Гуськова, Байсоголов, Лукачер, Еманова, Дощенко. Можно только удивляться, что во время чернобыльской катастрофы только фамилия Гуськовой была отмечена в прессе. Почему же опыт этого коллектива остался невостребованным?
Но мы не только работали. Находили время и для отдыха. Садов и огородов еще не существовало, но озера были так же хороши, как и сейчас. Уже были созданы театр драмы и комедии, оперетта с молодыми артистами. В концертном зале музыкальной школы, всегда полном, устраивались вечера музыки. Зимой почти каждое воскресенье ходили на лыжах. Любимым танцем того времени было танго "Голубка".
Вспомнились рассказы Т.В.Олипер об Игоре Васильевиче Курчатове. Ее назначили доверенным врачом, в обязанности которого входил постоянный контроль за состоянием здоровья академика. Она очень волновалась, когда в первый раз шла на встречу со своим пациентом. Он показался ей тогда очень солидным и серьезным. Тамара Васильевна с полной ответственностью провела осмотр, определила давление и как невропатолог, уложив его на диван, начала рисовать полоски на груди. Неожиданно Курчатов очень громко крикнул. Тамара Васильевна от страха чуть в обморок не упала. Но он весело и дружелюбно рассмеялся. Тут же пропали боязнь и робость. Контакт был налажен. В задачу врача входило убедить Игоря Васильевича в необходимости чередования работы с отдыхом. И вот в один из зимних вечеров он ей звонит и спрашивает, есть ли у нее валенки. Валенки были. Игорь Васильевич сказал, что только что закончил работать и готов идти гулять. Предложил одеться потеплее, надеть валенки. Сказал, что для Тамары Васильевны у него есть теплый белый полушубок и что они сейчас пойдут гулять по озеру. Для всех других территория озера и леса в районе дачи Курчатова были запретной зоной. Конечно, с таким пациентом не соскучишься...
1955 год. В Филиале института биофизики я познакомилась с людьми, для которых работа стала основным делом. Это не только труд и цель - это сама жизнь. Я поставила себе задачу поступить в институт и добилась ее. Поэтому в декабре 1955 года Байсоголов спросил: "Что, жареных гвоздей захотелось?" - и подписал заявление.
А дальше складываются новые, не похожие одна на другую страницы моей жизни.
Другие люди о тех же событиях 1948...-1955 годов обязательно расскажут по-иному. И если слово за словом, кирпичик за кирпичиком сложить все воедино, то получится яркая правдивая картина событий и образов длиною в пятьдесят лет.
Путешествие по волнам моей памяти продолжается...
Большинство из числа моих друзей, хороших знакомых, однокашников умерли. Но в то время, о котором я буду говорить, они были молоды, жизнерадостны, много думали, горячо чувствовали "и жизни след оставили своей". Я постараюсь передать свое ощущение и восприятие того времени. Сегодня в моих воспоминаниях - жизнь, связанная с работой на объекте 40.
1955-й год
Моя новая эра началась после вступительных экзаменов в институт. В 1952 году он назывался Московским механическим институтом. Позже он стал филиалом № 1 Московского инженерно-физического института. Дневного отделения не существовало. Обязанности ректора вечернего отделения исполнял Д.А. Матвеев. Было несколько факультетов. Я выбрала физический. Специальность № 24. Горизонты автоматики и электроники казались мне волнующими и очень интересными. Занятия в институте существенно изменили жизненный уклад: свободным от учебы оставалось только воскресенье. По объему читаемых лекций физический факультет нашего института был сравним с университетским курсом.
На протяжении шести лет тридцать преподавателей по тридцати дисциплинам образовывали нас. По всем предметам имелись учебники, а вот по полупроводникам и полупроводниковым приборам - еще не напечатаны. Эти лекции читались по "горяченьким" конспектам: их привозили сами преподаватели с семинаров ведущих вузов Москвы. Из 24 студентов нашей группы девушек было шесть. По-разному складывались взаимоотношения с преподавателями. Их усилия были не напрасны: за все время работы (а это 39 лет в средмаше) моя профессиональная производственная деятельность оценивалась различными поощрительными наградами. И не в деньгах счастье (хотя без них тоже очень плохо), а во внутренней гармонии, которую в очень большой степени создает работа. Моя работа мне всегда нравилась, приносила радость и удовлетворение.
На третьем курсе МИФИ я почувствовала острейшую необходимость в практике, близкой к своей будущей специальности. И, преодолевая семейное недовольство (из-за потери в величине оклада, количестве дней отпуска и других привилегий), я поступила работать в лабораторию № 1 объекта 40. На момент моего поступления начальником лаборатории был Евгений Матвеевич Лахтиков. 21 декабря 1955 года я вступила в должность лаборантки п/я 1590. С надеждой на новое, неизвестное, интересное...
Мне дали паяльник, олово, канифоль. Объяснили и показали, как с ними обращаться, как разводить и обвязывать жгуты с проводами, как прозванивать электрические цепи. Вскоре доверили перемонтаж краснозаревских стативов, предназначенных для объектов 25 и 22. Мне нравился запах канифоли. Нравились тонкие, гибкие разноцветные проводочки в шелковой оплетке, подходящие к каждому элементу релейного статива. Нравилось, как разогретая паяльником капелька олова вмиг заполняет каждую стрипсу, каждую ламельку, каждую ножку контакта. Такой работой я занималась почти год. Потом трудилась техником, старшим техником, инженером.
В начале моего прихода на объект еще сохранялся дух режимности. На дверях каждой комнаты висел список сотрудников, которые могли находиться в ней, не было чаепитий и прогулок по чужим рабочим местам. Но ирония относительно этих строгостей уже была. В обеденный перерыв спешили в столовую. Занимали место за столом и ждали, когда обслужит официантка. Если оставалось время, играли в волейбол, шахматы, домино.
1956-й год, 1957-й.
Лаборатория состояла из трех групп. В основном работали мужчины, но были и женщины. В начале 1956 года их было четыре: Маргарита Семенова, Эмма Чижова, Эмма Вачугова и я. Руководил моей группой Костя Щурин. Назначение - разработка и внедрение проектов КИП и автоматики. С увеличением объемов работ увеличивался состав исполнителей. Группы пополнялись за счет работников, выведенных с других объектов (по дозиметрическим данным), или за счет молодых специалистов.
И все же наша первая творческая группа была замечательной! В нее входили Ратмир Афанасьев, Толя Федосеев, Антипин (не помню имени) и я. А Костя оказался прекрасным товарищем и руководителем. Интерес к работе был велик, все очень хорошо, по-доброму относились друг к другу. В это время мне в основном приходилось работать на объекте 25. Занималась автоматикой и КИП.
Каждое отделение имело свой колорит. В одном из них сильный запах кислоты напоминал 6 пельменях. А каньон третьего отделения с его равномерным урчанием казался космическим кораблем. В нем было светло, сухо, тепло, а мы работали в комбинезонах и лепестках... Вот такова моя романтика того времени. И мне казалось, что я права, когда, несмотря, на настоятельные предложения не проводить работы, я продолжала испытывать ионизационные камеры, разработанные на нашем объекте.
Первая полностью автоматизированная система была разработана и смонтирована нашей группой для Н-катионовых фильтров водоподготовки. Все мы испытывали чувство глубокого удовлетворения, оттого что схема нормально работала и что мы при этом использовали простые элементы автоматики связи. Автоматическая схема строилась на реле, шаговых искателях, номеронабирателях.
1957-1959-й годы
Возрастали объемы работ. Группа увеличивалась. Пришли работать Валентин Дронов, Виктор Лазарев, Миша Сергеев, Тамара Круточина, Юра Коротенков, Иван Сидоров и другие. Завод еще строился, но уже была смонтирована опытная установка, где проходила проверка и обкатка отдельных технологических узлов. Для меня завод 35 стал школой практических знаний. То, что в настоящее время можно реализовать с помощью компьютеров, в те времена выполнялось ведущими проектными институтами Ленинграда и Москвы с помощью временных диаграмм, которые увязывали все цепочки технологических процессов. По каждому отделению такая диаграмма представляла из себя многометровый чертеж (порядка шести-семи метров). Предусмотренное проектом управление технологическим процессом происходило с участием большого количества разнообразных по функциям реле, шаговых искателей, с помощью специальных таймеров. Впервые использовались дифманометры, расходомеры, датчики температур, уровнемеры, сигнализаторы.
1961-й, 1962-й годы
Большая группа нашей лаборатории (в том числе и я) задействована в реконструкции новой системы защиты реактора на объекте 156. В очень короткий срок - за время планово-предупредительного ремонта-нужно было произвести монтаж разработанной в лаборатории системы управления защитой (СУЗ) и при плановом пуске реактора ввести ее в действие. Работали в несколько смен, без выходных и отдыха. Результат оказался успешным.
АВАРИЯ
Я была участником трагических событий 29 октября 1957 года. Паники не было никакой. Каждый работник комбината выполнял то, что должен был делать, что предписывалось специальным распоряжением администрации. Даже город продолжал жить обычной жизнью. Дети продолжали учиться, малышей водили в детские сады. На лестничных площадках домов выстраивались шеренги с обувью. В рабочей обуви в квартиры не входили. Время от времени в домах и на улицах города появлялись дозиметристы. Но величины замеров не разглашались. Улицы города очень тщательно и часто мылись. Думается, что достоверные сведения об аварийной ситуации 1957 года еще долгое время (если не навсегда) останутся под запретом... А то, что известно, - это крохи.
В сентябре произошла авария, а уже в декабре 1957 года я продолжила работу по реконструкции на объекте 25. А чуть позже проводили стендовые испытания на объекте 35. Ситуация воспринималась как осознанная необходимость.
НЕМНОГО О ЛИЧНОМ
Тематика разработок и задачи нашей лаборатории расширялись. Построили здание 17 с экстракторной установкой. Начальником лаборатории № 1 был назначен Владлен Левонович Галустьян. Приезжали молодые специалисты из ведущих вузов страны. В 1958 году на работу в группу Валентина Попова был принят инженер-радиофизик, окончивший Горьковский университет, - Вадим Воронин. Так уж случилось, что он оказался для меня самым лучшим человеком на земле. Через год он стал моим мужем. Я заканчивала институт. После защиты диплома мы поженились.
И вот уже почти сорок лет мы вместе. В 1960 году у нас родилась чудесная дочка - Вероника. (А позже, уже в Димитровграде, в 1965 году родился сын Игорь). Подарком на свадьбу от производства был ордер на однокомнатную квартиру. Мы объединили комнату мамы и нашу квартиру и обменяли их на двухкомнатную по проспекту Победы. Первой нашей крупной покупкой был мотоцикл с коляской ИЖ-56. Катались по лесам, к озерам... Ездили в областной Челябинск. Предпочитали ездить без коляски - верхом. Не любила я слова "эллинг" и "яхта" (хотя кататься на яхте было приятно). Это потому, что Вадим зимой и летом все свободное время отдавал своему увлечению. Летом - тренировки, соревнования, а зимой - подготовка к летнему сезону. Мы любили бывать в походах на других озерах. Дорожили каждым свободным часом. В драматическом театре смотрели каждый новый спектакль. Очень нравились оперетты. Как бы обязательным считалось участие в художественной самодеятельности объекта. А если учесть коньки, лыжи, спортплощадку летом, то трудно представить, как укладывались все мероприятия в одни сутки! Можно отнести это к тому, что, помимо молодости, мы имели стопроцентное здоровье. Только таких сотрудников принимали на предприятие п/я 1590. Отбор по здоровью был строгим...
Жизнерадостность и доброжелательность были свойственны нам. Общение с друзьями основывалось на доверии и отсутствии зависти, самолюбования. В то прекрасное время верность и дружба не были обузой.
В октябре 1062 года закончился уральский период нашей жизни. Нас пригласили работать в научно-исследовательский институт атомных реакторов в городе Мелекесс (Димитровград). В Среднем Поволжье начались новые страницы нашей жизни...
Источник: Воронина, Э. …Под названием "жизнь" / Э. Воронина //Озерский вестник. - 1998. - 10 июня, 15, 23 июля.