вернуться назад
А. Волынцев
ДЕСАНТНИК, СТРОИВШИЙ ОЗЁРСК
(М.И. Полещук)
С 1941 по 10.03.1944 находился в оккупации.После освобождения села - служил как призывник при военкомате: выполнял задания по охране тюрьмы, где содержались военные преступники, по охране банка, типографии, потому что в то время на освобождённой территории еще не было милиции.
В декабре 1944 года попал в 6 воздушно-десантную дивизию (II Украинский фронт, 7-я гвардейская армия).
Свою боевую биографию рассказывает с юмором, за которым стоит жизнь и испытания, которых с лихвой хватило бы на десятерых…
Десантник
"...В первый десант выбросили нас в январе 1945 в Малые Карпаты. Из 275 человек нас осталось 32 человека. Дали трехдневный отпуск в тылу, а затем в бой, уже как пехотинцев. Первое ранение - осколочное, потом - контузия, ни с тем, ни с другим в госпиталь не попадал. Повыковыривали осколки, штук восемь, все нормально вроде было…
А вот 19 апреля (был я командиром пулеметного взвода, после гибели командира взвода меня поставили) увидел немецкий пулемет… И какого я полез на него… А меня тут еще подзадорили "сорокапятчики", вот и получил я третье ранение, правда, тяжелое, руку пробило, грудь, звездочку у пилотки оторвало… В общем, шинель вся изрешеченная была, ну представь, очередь пулеметная… Но все равно: я его кончал. Я его добил все же гада. Вот. Ну и в госпиталь попал".
Поединок
"...Три пулемёта "максима", девять человек, вот и вся техника. 19 апреля три контратаки отбили фрицев. Командир роты меня вызвал: "Сынок, у тебя есть чего-нибудь во фляге?". А у меня фляга всегда полная была, потому что я в рот не брал спиртного. Курить курил, а вот спиртного в рот не брал. Я ему дал, он себе в кружку налил немножко…
А у меня чувство такое было, я говорю: "Товарищ гвардии капитан, сегодня или убьют меня или ранят". Он говорит: "Что такое?". - "Так тяжело на душе… Давит". Он говорит: "Ты брось, сынок! Надо жить! Сейчас фрицы в четвёртую атаку пойдут! Разведка донесла. Иди, своим пулемётчикам прикажи: пусть экономят патроны". Я и пошёл.
Он меня сначала срезал. Добрался до своего пулемётчика, говорю: "Откуда бьёт?". "А вон, из-за дороги, где кусты. Только голову не высовывай, иначе - всё". Я говорю: "А этот чего спит?" Окоп - подковой, пулемёт "максим" стянут вниз, чтобы фриц его не побил, а рядом боец лежит - пилотка на глаза. А пулемётчик мне и отвечает: "А он убит". "Как?" - "Да высунул голову, а ему прямо пуля в лоб".
Я подошёл посмотреть, голову ему наклонил, смотрю, а у него полголовы нету. Я говорю: "Давай мне его винтовку". Дал. Я за ствол винтовку взял и стал прошоркивать в бруствере канавку по направлению к фрицу, чтобы удобней стрелять было. Патрон загнал и туда. Ого! Чуть-чуть не достаёт. Пришлось ещё поковырять. Ага! Вижу - пулемёт торчит в кустах на ножках, а рядом никого. Потом вдруг появляется. Фриц! Ну, тут я в него: один раз, перезарядил - второй! Он приподнялся где-то до половины и видно на рельсу, что ли, он как-то упал. Погоны видно. Да метров сорок-пятьдесят расстояние-то… Здорово видно. Я тогда обойму (считай, два выстрела сделал), ещё три патрона в него влупил. Ну, а потом следующую обойму по пулемёту давай лупить.
Потом своему пулемётчику говорю: "Сейчас тебе кого-нибудь из солдат пришлю". А то пулемёт стрелять не сможет. "Дегтярёв" сможет, а "максим" - нет, там надо ленту держать второму номеру. Пошёл, беру свой автомат в руку, а у меня рука-то: оп! И не работает. Что такое? Плечо поднимается, а рука плетью. Я ничего не понял сначала, автомат в левую руку и выскочил из окопа. В этот момент что-то мне так плохо стало. Глаза закрыл. Солнце печёт. Часов одиннадцать было. И вдруг женский голос: "Ты что раненый, сынок?". Я говорю: "Да не-ет…". Она с развороту ка-ак врежет мне по лицу: "А-а! Сопляк, - говорит, - сам кровью истекает, ишо говорит "нет, не ранен"! Герой, смотри-ка!". Привела в чувство. Медсестра. Запомнилась: круглое лицо такое, волосы светлые, соломенные, пилотка, звёздочка, как обычно, погоны, сумка с крестом… Она давай меня перевязывать: разорвала мне гимнастёрку, я как глянул, ну всё, конец жизни моей… Тут целый букет, против солнца кровь так переливается. Тут я почувствовал, что у меня и в сапоге уже кровь, и штаны чёрные от крови. Ну, сестра меня перебинтовала, перевязала. За поясной ремень - и пошли".
Госпиталь
"...9 мая 1945 года я не помню. Почему не помню? Нас везли из Австрии в Чехословакию, а потом к нашей границе поближе отправили. А там два поезда столкнулись: один с танками, а другой с американскими посылками, которые они в Америке собирали для бойцов Красной Армии. И из-за этого крушения наш поезд продержали в степи дней восемь, что ли… А за это время ни перевязок, ничего. И когда прибыли в г. Ньиредьхаза (Венгрия), нас обрабатывали прямо на улице. Не в палатах, а на улице. Мыли-драили. Потому что черви в ранах, вши завелись. Это ужас… И вот после этой обработки я оказался трое суток без сознания. Первый день победы и не помню. "Проспал".Спасибо врачам, руку спасли. А то - ампутация…. А я не знал, что это такое. Захожу в палату, а там нас было 52 человека - я один ходячий. Захожу с очередной перевязки и говорю: "Меня скоро выпишут с госпиталя". - "Почему?" - "А для меня новое лекарство нашли: "гангрена" и "ампутация".
А с этой стороны капитан, без ног, засмеялся: "Сынок, ты знаешь, что ты говоришь?" - "Как что? Лекарство новое, врачи сказали!" - "Ты знаешь, что такое гангрена?" - "Как что? Таблетки!" - "Дурачок ты! Гангрена - это заражение!" - "А ампутация?" - "А это отрежут тебе руку, да и всё".
Я тогда - под подушку, за пистолет, а майор: "Сынок, не ищи, оружия нету, шмон был, все изъяли". Потом-то отдали, когда выписывался…
Врач лечащая была - капитан. Интересная такая женщина, молодая. Большая за ней охота шла… А подружка у нее: одна - китайка, а другая - высокая, длинная такая, рыжая-рыжая, кожа да кости. И вот она-то меня фактически и спасла.
А та, красивая, жестокая была. Придешь на перевязку - начинает отдирать прямо безжалостно. А рана-то на груди здоровенная и рука плетью висит. А она как рванет - в глазах темнеет от боли. "Вы что делаете?" - "Замолчи!" Красивая-то красивая, а душевно - хреновая. А вот эта страшная-то говорит: "Нина, давай-ка мне этого больного, я ему попробую руку спасти". И вот она начала, каждый день - на перевязки, по два-три раза. И что? Спасла руку-то! Лиля ее звали…"
Севастополь-Татыш
"...А потом, когда война кончилась, с госпиталя вышел, съездил в Россию с пакетом секретным, не знаю, что там было. И обратно, с Харькова пакет увез в Венгрию. А тут и приказ: расформировать нашу дивизию, 6-ю воздушно-десантную.
И вот нас, штабных работников (а я там при штабе, то с секретными документами, то в шифровальном, то в политотдел, куда кидали, там и служил), забирали в училища: в бронетанковые, в авиационные, и в военно-морские. Вот я так и попал в Севастополь.
Прошел комиссию как-то (несмотря на ранения). Учили вместо трёх лет за год, ускоренные курсы. По 11 уроков каждый день. Прибыли из-за границы вроде откормленные такие, блестящие морды были, а тут эта наука - одни кости да кожа остались. Хотя кормили нас тоже по 9-й норме и при том, каждый день масло - 30 граммов, которые положены. И в выходные дни - по 100 граммов "наркомовских". Но выжала "наука" с нас всё.
А, кстати, Курчатов работал у нас по размагничиванию кораблей, чтобы магнитные мины их не брали…
Да, ещё случай у меня был в Потсдаме, был там с пакетом, где-то метрах в ста Черчилля, Сталина и Трумэна видел. Ждал пакет, ночь переночевал, получил обратный пакет и - в часть. Тогда у нас уже кое-что было по разговору Сталина с деятелями с этими, американцами, и так далее. Они пугали своей… Говорили, что, мол, у них "ребёнок" там какой-то плохой родился. (Ну бомбу они когда сделали и маскировались по-всякому). Они тогда посчитали, что Сталин вроде как дурачок, ничего не понял. Э-э-э! Этого не обманешь! Он раскусил их, даже глазом не моргнул. Они когда подготовили бросок на Хиросиму и Нагасаки, Сталину сказали, а он и бровью не повёл. Черчилль говорит: "Дядя Джо, наверное, ничего не понял, чем это грозит". А он на ус-то намотал, а потом всю команду к себе и: "Немедленно Курчатова найти, все силы, деньги, рабочих и немедленно работать!".
И вот когда Курчатова забрали у нас с Черноморской эскадры, отозвали в Москву, следом нас сюда 300 человек кинули.
Высадились мы 9 апреля 1947 года на станции Татыш. А наша база Центральная Черноморского флота была на том месте, где сейчас 20 завод. Она была построена в 1934-35 годах, вот мы этот склад убрали, вывезли всё, нас потом в ЭПРОН (экспедиция подводных работ особого назначения - А.В.) передали, так мы обратно в Севастополь и не попали.
А потом тут - водолазная служба… И работал, куда посылали. Строительство. Ну, в основном на строительстве отработал. И по всем заводам тоже приходилось.
И 9 апреля 2007 года исполнилось 60 лет, как я здесь. Юбилей. Вот такие дела…"
Записал Александр ВОЛЫНЦЕВ
Источник: Волынцев, А. Десантник, строивший Озерск : [ветеран Великой Отечественной войны Михаил Илларионович Полещук] / А. Волынцев // Единый Озерск. - 2009. - 26 июня. - С. 16.