| "В память о времени и людях": Полнотекстовая база данных об Озёрске | |
| Персоналия | |
|
вернуться назад
|
|
|
Неповторимой красоты весной украинские села. Мазанки утопают в цветущих вишнях, черешнях, абрикосах. Аромат полноцветия распространяется далеко по степи. Да и невозможно себе представить украинскую хату под соломенною крышей без вишневого сада. Ведь еще Тарас Шевченко писал в своем стихотворении: «Сад вишневый возле хаты, Меня там мама родила...» В 1923 году в селе Сильченково Талалаевского района Сумской области родился Виталий Федорович Кустенко – ветеран Озёрска и нашей орденоносной дивизии. Но в те далекие годы никто и не мог предположить, что украинского хлопца судьба забросит за две с половиной тысячи верст от родной хаты с вишневым садом. Прошло более шестидесяти лет, – рассказывал мне Виталий Федорович. – А мне до сих пор снится родное село, наша хата, и конечно, наш вишневый сад. Мне было десять лет, когда наша семья переехала с Украины в Ростовскую область. Уезжали мы от голода. Время тогда было страшное. Из-за неурожая не было хлеба. Люди пухли с голода и умирали. Вот отец и решил уехать в Ростовскую область, чтобы спасти от голода свою большую семью. Семья Федора Кустенко поселилась в Зверинском районе, на железнодорожном перегоне 201 километра. Сам Федор работал путейцем, жена хлопотала по хозяйству, а четверо сыновей училось в школе. Кто бы мог тогда подумать, что спустя несколько лет на участке дороги, где работал старший Кустенко, развернутся бои особой важности в истории Великой Отечественной войны, в истории Сталинградской битвы. Участок от Харькова до Сталинграда, через узловую станцию Лихая. – Виталька! Иди сюда, сейчас Молотов будет говорить! Я тебе говорю – Молотов! – Звал к репродуктору младший брат. Диктор весело сообщал что-то о спортивных соревнованиях. Виталий решил, что брат его разыграл. И тут: – Внимание! Внимание! Слушайте в 12 часов 15 минут выступление заместителя председателя СНК и народного комиссара иностранных дел товарища Молотова! И в 12 часов 15 минут страна услышала страшную весть... Из дневника Начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии Франца Гальдера: «21 июня 1941 года (воскресенье), первый день войны. Утренние сводки сообщают, что все армии, кроме одиннадцатой, перешли в наступление согласно плану. Наступление наших войск, по-видимому, явилось для противника на всем фронте полной тактической внезапностью. Пограничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности»... Немецкий генерал утверждал, что жестокость необходима в России. О жестокости немецких оккупантов наш народ знает, испытав на себе всю «прелесть» оккупации. Но меня, как и многих россиян, волнует один вопрос, спустя шесть десятилетий после начала войны. Как же могло произойти, что великий вождь народов не поверил поступившим разведданным? Как произошло, что были уничтожены лучшие полководцы страны Советов? Как и почему Сталин доверял генералам Кулику, Щаденко, Ворошилову, Мехлису, Буденному, Тимошенко? Как он прощал все тому же Тимошенко, благодаря которому враг пленил более 300 тысяч советских солдат? Все это до сих пор непонятно. Наши войска отступали. Новые танки «Т-34» еще только входили в серийное производство. Мы отступали. Еще мужественно наши солдаты обороняли Смоленск, а под угрозой падения оказался Киев. Буденный оказался не способным организовать оборону матери городов русских. Война явилась строгим проверяющим всех людей, брони, калибров и умения брать на себя ответственность. Десятого июля Паулюс, еще только генерал-майор, признался, что 43 процента немецких танков на Востоке уже выбиты. С фронта в немецкий генштаб стали поступать панические известия о появлении русского «Т-34», от которого снаряды отскакивают, как мяч от ракетки. Но, тем не менее, меньше, чем за шесть месяцев, немецкие войска сумели дойти до Днепра и подойти к окраинам Москвы. В начале осени 1941 года Виталия Кустенко призвали в армию. Направили в город Уральск, что в Казахстане, в пехотное училище. Спустя шесть месяцев новоиспеченный лейтенант пулеметчик направляется под Сталинград, командиром взвода в 57 армию. Со своим «Максимом» Виталий Федорович побывал на многих участках Сталинградского фронта. А когда умолкал революционный пулемет из-за отсутствия боекомплекта, брал в руки еще дореволюционное ружье Мусина. Немецкие панцер-дивизии прорвались к Сталинграду. В городе начались уличные бои за каждый дом. Гитлер ликовал. Он заявил, что после взятия Сталинграда всех мужчин в городе нужно уничтожить, а женщин вывезти... Вспоминает Виталий Федорович Кустенко: – Бои были тяжелые. Моему взводу пришлось участвовать в боях за Тракторный завод. Вообще-то это уже был не завод, а пепелище. Вместо крыши – небо, вместо стен – развалины. Представьте себе, что с одной стороны мы, а с другой – немцы. И кто кого. Много наших ребят погибло там. В основном молодежь. Трудно было. Не хватало патронов. Большие были трудности в начале обороны Сталинграда с питанием. Где-нибудь под бомбежкой погибнет лошадь, нарежем мясо и жжем ноги, чтобы хоть как-то прокоптить. Берешь кусок этого мяса в рот и жуешь, как можно дольше. Воевали мы не за награды, а за свободу Родины. Когда на Сталинградский фронт прибыли сибиряки и моряки-дальневосточники, мы почувствовали, что немец дрогнул. И уж очень они боялись наших моряков. Были и казусы. Когда наши «Максимы» замолчали, мой взвод из двенадцати человек стал не пулеметным, а пехотным. Как-то раз отправили нас в разведку. Уходили, зная один пароль, а вернулись – пароль-то сменили. Но об этом чуть позднее. Прошли мы первую линию немцев, сняв часового. Подошли к их блиндажу. Ночь темная, луны не видно. Тихо сняли и здесь часового. Заходим в блиндаж. Тишина, один храп. Нужен был офицер. А кто его знает, кто из них офицер. Выбрали того, у кого больше нашивок на петлице, слегка придушили, вставили кляп и осторожно вытащили из блиндажа. Возвращаемся. Спрашивает часовой пароль. Мы отвечаем, а он: – Руки вверх! Стой! Буду стрелять! Что делать? Пулю от своих получать не хочется. Обошел я часового сзади, да слегка приголубил. Держу его и говорю, чтобы кричал. На крик прибегает взводный. Меня увидел и мне кричит: – Ты, что это, Кустенко, с ума сошел? Но потом разобрались. А немец оказался важной птицей. За этого языка мне вручили медаль «За отвагу». Общее наступление на Сталинградском фронте было подготовлено. Немцы так и не смогли установить, что наши войска получили мощное подкрепление. Первыми удар по обороне врага нанесла наша авиация. Затем заговорили «Катюши» и после пошла пехота. В районе третьего эшелона немецкой обороны 10 января Виталий Федорович был тяжело ранен. Батальонный медицинский пункт был развернут в каком-то сарае. На земле солома, поверх нее – палатка, и всё. Дали выпить спирта, санитары придавили к земле и по живому хирург доставал из его тела осколки. – Терпи, миленький, терпи. Можешь и материться, я не в обиде. – Говорила молоденькая хирург, лейтенанту Кустенко. И он, превозмогая боль, терпел, скрипя зубами. Как тяжело раненного, Виталия Федоровича перевезли в тыл, в город Энгельс, Саратовской области. Пройдя курс лечения, молодого лейтенанта направили не на фронт, а на курсы «Выстрел» в Ульяновск. Далее – Ленинградский фронт и опять ранение, и госпиталь. Ленинградский госпиталь, в котором проходил лечение Виталий Федорович, был расположен в самом центре Ленинграда. Как раз напротив Исаакиевского собора. В это время Ленинград начал оживать от блокады, голода и холода. После лечения Виталия Кустенко направляют во вторую ударную Армию Белорусского фронта. – Освободили мы Брест, – вспоминает Виталий Федорович. – Нам очень в те дни помогали партизаны. Благодаря партизанским отрядам у нас всегда были самые точные разведданные. А как народ нас встречал! Даже трудно передать его ликование. И это понятно. Столько лет они пробыли под фашистом. После Бреста вступили в Польшу, и дальше – прямиком на Берлин. Но до Берлина не дошли. Нас повернули на Данциг (ныне Гдыня). Дошли с боями к Данцигу. Немцы сильно сопротивлялись. В одном из боев попал снаряд в башню танка, на котором я был. Башню свернуло. Кто сидел впереди, разорвало на куски, а меня отбросило в сторону метров на пятнадцать. Сколько пролежал без памяти, не знаю. Очнулся от разрывов снарядов. Во время этого обстрела меня еще раз ранило. И опять госпиталь в польском городе Бромберг. В этом городе я и встретил конец войны. В госпитале было трофейное радио «Телефункин». Из его сообщений и узнали, что войне пришел конец. Что было, трудно передать. У всех счастливые лица, радость. Таких радостных людей, как в тот день, ни разу не видел за годы войны. До 1948 года служил в Германии Виталий Федорович. Демобилизовался, приехал домой, но через несколько дней вновь призвали и отправили в Эстонию. С первых же дней Виталий Кустов окунулся в совершенно новую для него оперативную работу – борьбу с «лесными братьями». Пробыв недолго в Прибалтике, Кустенко направляют в строящийся город на Урале. Что за город, где находится? Никто Виталию Ивановичу и не рассказал. Приехал Кустенко с откомандированными товарищами в Кыштым. Еле нашли дом, в котором выдавали пропуска. Сдали документы, как вдруг заходит полковник. Как потом оказалось – это полковник Лысенко, который командовал войсками НКВД по охране объекта. Выяснил он, кто такие. Обрадовался, что ребята с Прибалтики, которых он давно ждал. Приказал выписать пропуска и сам организовал отправку новых офицеров. Служил Виталий Федорович в озерской дивизии не один десяток лет. Воспитал четырех сыновей, два из которых – военные. Вот такой ветеран Озерска и нашей дивизии. Прощаясь, Виталий Федорович мне сказал: «Воевал я не за награды. Я защищал Родину». Источник: Чигирин, Б. Воевал не за награды / Б. Чигирин // Конкретная газета. – 2005. – 7 апреля. – С. 5. |
|