вернуться назад
В. Рискин
ПОСТРАДАЛ ЗА ИЛЬИЧА
Наша встреча с ветераном «Маяка» Петром Алексеевичем Козловым началась с невеселой ноты. На шкафу мы заметили фотографию человека с необыкновенно выразительным интеллигентным лицом и прямым, бескомпромиссным взглядом. Несмотря на относительную молодость, голова его была седой.
– Мой сын Володя, – вздохнул Петр Алексеевич. – В 1987 году по доброй воле поехал в Чернобыль, чтобы возглавить работы по контролю за дозиметрической службой. Я его отговаривал. Знал, что там людей гонят, как баранов на убой, не считаясь с дозами радиоактивного облучения. Он возражал: «Нет, папа, поеду и спасу, если не тысячи, то сотни людей». Потом стало известно, что мой сын протестовал против волевых методов местного начальства и не запускал никого на «грязный» объект, пока сам лично не просчитает опасность переоблучения. Ну, а сам не уберегся... Через три года возникла большая раковая опухоль. Сделали операцию, после которой он прожил еще четыре года. Было ему на ту пору 46.Петр Алексеевич вышел в соседнюю комнату и вернулся с толстой тетрадью для конспектов. Она начиналась с посвящения: «Посвящаю сыну Володе. Он много раз просил меня об этом. Теперь, когда его не стало, считаю обязанным перед его памятью исполнить просьбу». После этих трогательных слов следовал заголовок «Родословная семьи Козловых», а далее – жизнеописание рода, начиная с солдата Первой мировой Алексея Козлова. Отца Петр никогда не видел: он родился 6 августа 1926 года, а отец умер ровно за два месяца до этого – 6 июня. Зато сохранилась фотография 1918 года, где Алексей Леонтьевич стоит во весь рост в солдатской форме тех времен.
РАСКУЛАЧИВАНИЕ
В отличие от многих своих ровесников, чья жизнь прошла при советской власти, Петр Алексеевич не склонен придерживаться расхожей фразы, типа «Раньше было хорошо, а теперь все плохо».
Если бы не было шестой статьи в Конституции, – убежденно говорит Козлов, – а вся власть была бы передана Советам, то жизнь бы пошла по другому руслу.
Напомним, что шестая статья закрепляла доминирующую роль Коммунистической партии в обществе.
– Много было хорошего в той жизни, – продолжает Петр Алексеевич, – но много и плохого. Самое страшное, на мой взгляд, – раскулачивание. Мне тогда пять лет исполнилось, а все помню. Жили мы на самом юге Башкирии, граничащем с Оренбургской областью, среди лесов и оврагов. Ближайшая железная дорога от нашей деревушки в 50 дворов находилась за 110 километров. Напротив проживала семья Черепановых. Отец, мать, четыре сына. Отличались от других невероятным трудолюбием и щедростью. Моя мать говорила: «Если к Черепанову Артему попроситься в страдную пору недельку поработать, то он сторицей заплатит». Вся деревня плакала, когда их увозили в район, а оттуда в вагонах для скота – в Сибирь. Артем там и погиб. Через какое-то время семья вернулась. Мать помешалась умом: зимой ходила босиком и кричала: «Да здравствует товарищ Сталин!» А все четверо сыновей, когда началась война, пошли на фронт и сражались за Родину. Вернулся только один. Тоже повредился умом и вскоре умер.
Тема раскулачивания терзает Петра Алексеевича. И не только потому, что партийная власть уничтожала крестьянский генофонд. Всем от нее досталось.
– Отнятый скот согнали в необорудованные зимние помещения, – вспоминает Козлов, – животные стояли под снегом и дождем. От бескормицы и нервного потрясения коровы и лошади гибли. Мама просила: «Отдайте нашего мерина! На картофельных очистках, но под крышей перетерпим зиму, а весной заберете». Не отдали... Погиб наш мерин.
Гибли и люди. От клеветы и наветов. Односельчане писали друг на друга доносы. По мнению Козлова, тому были две причины – зависть и страх. Зависть – оттого, что другой живет лучше. Страх - оттого, что этот другой раньше успеет на тебя настучать.
ВОЛКИ
Отдельный разговор, почему люди, пребывающие в постоянном страхе, бесстрашно шли и сражались за землю, с которой их сгоняли, на которой их унижали и буквально морили голодом. Вместо естественной ненависти вспышка невиданного патриотизма в годы Великой Отечественной. Кстати, власть оказалась предусмотрительной. Она прекрасно понимала, что драконовские методы могут вызвать у него противоречивые чувства. Поэтому у сельчан отобрали охотничьи ружья, чем не преминули воспользоваться местные волки. Лесные разбойники расплодились и добивали по сути оказавшихся беспризорными домашних животных.
– В соседней деревне был случай, – рассказывает Петр Алексеевич, – подчистую в одной кошаре вырезали сто овец. Забрались волки через крышу. Вниз-то спрыгнули, а как обратно? Так они из трупов овец сложили пирамиду и по ней тем же путем выбрались!
Приходилось и самому 16-летнему Пете уходить от волков. Отвозил в район зерно, а на обратном пути за ним припустили трое серых.
– Я сразу с телеги прыгнул на лошадь, а в руки схватил трехметровый черенок с насаженными вилами. Этим дрыном и отмахивался, не позволяя волкам приблизиться. Так и отбился.
ПЛАЧ У ВОЕНКОМАТА
Сельских ребят призвали на военный всеобуч.
– Пошел с ними и я, – говорит Петр Алексеевич, – с месяц таскал деревянное ружье и уже видел себя идущим в атаку с развернутым знаменем. А вышло все не так: ребятам пришли повестки, а мне нет. Пошел выяснять. Секретарша объясняет, что призывается 25-й год, а тебе даже 17 еще нет. Я – к военкому. Он от меня просто отмахнулся: «Иди отсюда, придет время – заберем!» Вышел в коридор и заплакал. И тут идет конюх военкомата. Спрашивает: «Ты чего, сынок, плачешь?» Сквозь рыдания отвечаю: «Меня не берут в армию!» А этот конюх знал моего отца. Пошел он к военкому, выходит и говорит: «Жди повестку!»
Повестка пришла спустя почти год, в ноябре. Провожала Петю за околицу вся деревня. На повозках повезли к станции.
– Мать вцепилась в меня и не отпускает, – грустно улыбается Козлов. – Насилу вырвался. Осталась она на обочине, утонув в сугробе только что выпавшего свежего снега. И до самого поворота я видел темную неподвижную точку.
Поначалу была учебка под Уфой, потом дивизия под Ростовом. Затяжные и кровопролитные бои вплоть до самых Карпат, ранения, госпитали и еще масса трагических и даже курьезных случаев, описанных им в своей рукописи. Заканчивал войну Козлов на Западной Украине, гоняясь за бандами бандеровцев. А потом последовал неожиданный и непонятный вызов на Урал.
ПЛУТОНИЙ
Там, на пустой территории, огороженной колючей проволокой, был сформирован батальон пожарной охраны, в котором Козлов служил старшиной одной из рот. Но рос комбинат, а с ним и необходимость в обслуживающем персонале. Разумеется, людей брали из уже себя зарекомендовавших, что называется, проверенных. Так Петр Алексеевич стал контролером-технологом ОТК.
– Следил за выпуском плутония-235, – не без гордости рассказывает Козлов, – не один десяток тонн прошел через мои руки, Эти гранулы серо-зеленоватого цвета до сих пор во сне вижу. Теперь это не секрет, поэтому послушайте. Технология получения плутония очень сложна. Лента, по которой он проходит из аппарата в аппарат, составляет почти километр. Сначала мы получали облученные алюминиевые блочки. Затем извлекали уран из блочков, растворяли в кислоте. На заключительном этапе сметанообразную массу погружали в пятилитровый золотой стакан и ставили в прокалочную печь. Держали четыре часа, пока масса не превращалась в порошок. Затем следовал металлургический передел, где плутоний обретал форму полусферы.
– Я следил за тем, – подчеркнул Козлов, – чтобы все соответствовало параметрам технологического регламента. А на выдаче смотрел, чтобы и грамма не потерялось. Знаете, сколько стоил до 1961 года один грамм плутония? 40 тысяч рублей!
ГОНЕНИЯ
Насколько был сдержан и аккуратен Козлов в своей производственной деятельности, настолько непосредственно и даже наивно вел себя в общественно-политической жизни. Как-то на одном из партсобраний огласили закрытый доклад Генерального секретаря ЦК КПСС Л. Брежнева о приписках обкомов и министерств, дававших возможность досрочно рапортовать о выполнении пятилетних планов. Петр Алексеевич возьми и скажи: «Что ж мы врем сами себе! Почему Брежнев и его окружение раньше не приняли меры, чтобы устранить «липу»? Почему занимаемся констатацией негативных фактов, а не их предупреждением?» И тут на честного партийца начались самые настоящие гонения. Партком завода принял к рассмотрению дело коммуниста Козлова, поднявшего руку на линию партии. Вопрос встал об исключении. Но тут возмутителя партийного спокойствия поддержала молодежь.
– Ко мне подошел секретарь комитета комсомола Шарипов, – вспоминает Петр Алексеевич, – и предупредил: «На собрании не рыпайся. Молчи. Мы не дадим тебя в обиду!» Ну и началось. Молодежь дала бой вельможам от партии, пытавшимся меня представить чуть ли не врагом народа. В итоге уже готовый приговор об исключении сняли, ограничились выговором за незрелость, невыдержанность и антисоветский душок.
ПАМЯТНИК
До сих пор гордится Петр Алексеевич... нет, не тем, что с честью прошел фронт, что причастен к производству самого страшного оружия, и даже не тем, что всегда отстаивал свое мнение и не гнулся перед высоким начальством.
А гордится он тем, что лет 30 назад поставил на своей малой родине, в деревне Тарасово, памятник павшим односельчанам. Сам заказывал, искал имена павших. Со всей страны съехалось около сотни человек – оставшиеся в живых родители погибших, вдовы, солдатские дети. Тихо плакали они, вчитываясь в знакомые имена, и благодарили худощавого, уже тогда немолодого человека в солдатской гимнастерке с орденом Отечественной войны на лацкане и десятком медалей.
А он молчал. И вспоминал мать, сидящую на обочине в сугробе свежевыпавшего снега...
Источник: Рискин, В. Пострадал за Ильича: П.А. Козлов / В. Рискин // Челябинский рабочий. – 2003. – 26 декабря. – С. 7.