вернуться назад
З. Матющенко
ВОЙНА УКРАЛА ДЕТСТВО
1 июня 1941 года московские власти решили всех детей, кто хотел, отправить в трудовые лагеря, чтобы родители могли спокойно работать на оборону. Пищевой комбинат имени Микояна, на котором трудились родители Валентина Климова, организовал такой лагерь в двухстах километрах от Москвы около посёлка с красивым названием Ожерелье. Мама начала готовить сына к отъезду и послала Вальку за хлебом. Мальчишка встал в длинную очередь и вдруг почувствовал, что его кто-то обнял. Обернувшись, он увидел, что это отец, который шёл с обеда на работу. Отец просил сына не беспокоиться, когда он уедет в лагерь, и ещё сказал, что оставил конверты для писем, чтобы Валька регулярно отправлял весточки в Москву родителям.Пионерский лагерь был трудовым: весь лагерный народ должен был обязательно два-три часа работать и в лагере, и на прополке, и на сборе колосков в поле. Младших работой особо не обременяли, позволяя использовать лето для игр и отдыха.
Лагерная жизнь била ключом. Устраивали соревнования, концерты самодеятельности. И кормили в лагере неплохо. Но однажды в безоблачный, ясный день раздались дальние раскаты грома, которые с каждым днём становились сильнее. Все, даже самые маленькие, понимали, что приближается фронт. А взрослые успокаивали детей и говорили, что скоро всех заберут в Москву.
Через несколько дней всех ребят посадили на поезд. На первой же станции эшелон попал под бомбёжку. Воспитатели быстро вывели всех из вагонов, и «паровозиком» дети двинулись друг за другом.
Обстановка была ужасная: взрывы, вспышки, люди, лежащие в непонятных позах. Ребята, целиком доверяя взрослым, вцепившись друг в друга, уходили как можно дальше от железной дороги. «В моей жизни было много разного, – говорит ветеран ПО «Маяк» Валентин Климов. – Но такого страха, как тогда, я не испытывал больше ни разу. Дети даже не плакали, а просто следовали за взрослыми, которым верили и на которых надеялись».
Остановились, наконец, у какого-то барака, из которого выводили только в туалет. После этого многие дети от страха часто впадали в истерику. Затем всех поселили в старую школу, где ждали остальных, отставших от поезда. Некоторых ребят приводили местные жители. Когда собралось больше половины численного состава лагеря, решили добираться до Москвы. Расстояние вроде и небольшое, но пять дней добирались на перекладных, на машинах и на лошадях, пешком, пока не добрались до городка, от которого до Москвы ходили пригородные поезда. На одном из таких поездов прибыли в столицу, но ребят никто не встречал. Долго стояли на вокзале, но вскоре появилась буквально целая толпа взволнованных, плачущих, перепуганных женщин. Объятия, поцелуи, крики: «А моего или мою не видели?».
Когда все разошлись, остались только двое: Валька Климов и старшая вожатая. «Мне было в тот момент девять лет, – вспоминает ветеран. – Но Москву я знал очень хорошо и стал просить вожатую добираться самостоятельно: до дома всего минут 20 ходьбы». Но мольбы не были услышаны, и мальчишку отвели в отделение милиции, где сообщили, что в Москве у мальчика больше никого нет. Бабушка Прасковья умерла, отец ушёл добровольцем на фронт, а мать выехала в Марийскую АССР и адрес её неизвестен. Дело в том, что родителям сказали, что дети погибли.
Милиционер отвёл мальчишку в детский дом, который находился недалеко от Комсомольской площади. После лагеря, где дети были окружены вниманием и заботой, обстановка в детдоме была иная: каждый сам по себе. «Я всё время приставал к воспитателям, чтобы хоть что-то узнать о родителях. Но понял, что никто этим заниматься не будет», – говорит Валентин Климов.
Находиться ребятам можно было только в комнатах или во внутреннем дворе. Но вскоре мальчишка узнал, что через подвал, в котором прятались от бомбёжек, можно выйти в город. Путь был найден, и, оказавшись в родном дворе, Валя вошёл в свою квартиру. Там никого не было. Поплакался подружке Дуське и стал намекать, что не прочь бы чего-нибудь поесть, но у неё ничего не было. Пришлось идти обратно в детдом. Никто не обратил внимания на исчезновение беглеца, но в квартиру он всё-таки сходил не зря, потому что на следующий день пришла родственница по линии деда, которая принесла маленький кусочек сахара и сказала, что никаких известий ни об отце, ни о матери нет.
Однако на следующий день она пришла с вестью о том, что родственник, дед Антон, велел привести мальчика и до тех пор, пока не найдется мать, оставить его жить с родней. Дед работал сторожем на кладбище и получал рабочую карточку, на которую жили теперь два его иждивенца, получавшие в два раза меньше. Валя, хоть еще и маленький, оказался очень нужным в новой семье. Его главной работой было стоять в очередях за продуктами, приносить домой всё то, чем можно растопить буржуйку. Отопления в Москве давно уже не было, и буржуйка была целым достоянием. В комнаты перенесли и керосинки, и примусы.
С удовольствием с пацанами Валька ездил на сортировочную, где часто стояли воинские эшелоны, и там ребята просто побирались, особенно у солдат после госпиталей. Те всегда чего-нибудь давали. Даже папиросами и табаком угощали, а это был очень ценный товар, который можно было выменять на рынке на тоненький кусочек хлеба. Из окна госпиталя часто выбрасывали картофельные очистки, которых можно было набрать, промыть и прокрутить на мясорубке на котлеты.
Вошло в привычку подбирать любые палочки, пока гулял, и носить домой на растопку. Но были и друзья, и игры, и драки: подростки и в войну оставались подростками. На ближайшей станции метро «Баумановская» скрывались от бомбёжек. Наконец, случилась большая радость: удалось связаться с матерью. Но вывезти Валю уже было нельзя – в Москве объявили осадное положение. И до лета 1942 года подросток оставался в городе у родни.
Одним из самых памятных оказался день, когда объявили о победе под Москвой в декабре 1941 года. Ожила старая коммунальная плита на общей кухне, каждый нёс свои щепки, какие-то продукты, собрались все вместе и завели патефон. Все коммунальные конфликты ушли в прошлое, и всех объединила общая радость.
«Летом 1943 года осадное положение было снято, и меня отправили к маме, – вспоминает ветеран. – Но вскоре мы вместе вернулись в Москву. Комната была немногим более пяти квадратных метров. Жизнь налаживалась, пришла Победа и всем двором пошли на выставку трофейного оружия в Парк Горького. А потом были салют Победы и ликование на Красной площади».
Можно много и долго говорить о том времени. Но рассказы детей войны – они ведь не ради того, чтобы кого-то жалели. Они для тех, кто живёт сегодня. Они о том, что такое сломанное войной детство. Дети войны выросли достойными своих отцов и матерей. Вместе с ними они поднимали разорённую страну, восстановили её и создали ядерный щит Отечества.
Это они создали великое, могучее государство, в котором были на высоте и наука, и образование, и промышленность, и культура. «Я бы не стал давать интервью, на которое меня долго уговаривали в Совете ветеранов, – говорит Валентин Климов. – Но с горечью три дня подряд я смотрел на детей, бегущих с матерями из Славянска. Им приходится переживать то, что пережили мы, дети «сороковых-роковых». Безумно жалко их! Всем тем, кто привёл людей к этому горю, не уйти от возмездия. А сейчас им надо помогать, как говорится, всем миром, ведь чужого горя не бывает!»
Источник: Матющенко, З. Война украла детство: [В. Климов] / З. Матющенко // Вестник Маяка. – 2014. – 15 августа. – С.15.