"В память о времени и людях": Полнотекстовая база данных об Озёрске
История

вернуться назад

В. Лютов

НЕСЕКРЕТНАЯ ИСТОРИЯ ОЗЁРСКА: ЧАСТЬ 2

Проспект Победы

      Один из проспектов, с которого начинался Озерск, – проспект Победы – носил когда-то имя Л.П. Берии.

      При всей «кроваво-репрессивной оценке» этой противоречивой личности приходится признавать: и в тоталитарной системе координат мобилизовать колоссальные человеческие и материальные ресурсы для решения стратегической задачи – тоже особое искусство.

      У старшего поколения горожан, к слову, сформировалось ощущение, что Берия, как и Курчатов, находился на строительстве комбината безвылазно – реактор был и его детищем. Много позднее, в 1953 году, когда на июльском пленуме ЦК его будут дружно клеймить как преступника, шпиона и врага народа, Курчатов заявит прямо: «Если бы не Берия, атомной бомбы бы не было».

      В атомном проекте эти два человека шли «рука об руку» - причем, в прямом смысле. Многие запомнили, как Лаврентий Павлович решительной и уверенной походкой шел цехам, пренебрегая расстеленной для него ковровой дорожкой. Вместе с Курчатовым он прошел и по «пятачку» – по самой крышке реактора…

Разнос от Берии…

      Впервые Л.П. Берия приехал под Кыштым летом 1947 года – уже после того, как стало понятно, что обещанной Сталину к концу года бомбы не будет. «Специальный поезд, в соответствии с существовавшими тогда требованиями безопасности для членов Политбюро, остановился в лесу, неподалеку от строящегося реактора. По промплощадке Берия ездил в бронированном семитонном «Кадиллаке» в сопровождении охраны, которая появлялась первой там, куда должен был приехать председатель Спецкомитета.

      Очевидцы рассказывали о манере поведения Берии. Говорил он негромко, с акцентом, не кричал, больше молча слушая пояснения специалистов. Не демонстрировал показной заинтересованности деталями технологии. Большой свиты вокруг него не было. Далеко не все могли выдержать его пронзительный взгляд. Даже у Курчатова, когда Берия выражал недовольство чем-либо, начинали мелко дрожать руки...»

      Естественно, приезд Берии не остался без последствий – начальник строительства Я.Д. Раппопорт был отстранен от руководства, освобожден от должности и первый директор комбината П.Т. Быстров. На их место были назначены М.М. Царевский и Е.П. Славский.

…и Ванникова

      Ничего хорошего не предвещал и «разбор полетов» у начальника Первого главного управления Бориса Львовича Ванникова. У него на совещаниях обычно «сидели два полковника из госб езопасности, и бывало, что они уводили кого-либо из руководителей стройки неизвестно куда».

      Вообще, за ошибки люди наказывались строго, подчас беспощадно. Этим и славился Ванников. Рассказывают, к примеру, историю о том, как инженер Абрамзон допустил погрешность при монтаже оборудования – и прямо из цеха был отправлен в лагерь, который находился тут же, за стенами корпуса. Ванников отобрал у несчастного пропуск и сказал: «Ты не Абрамзон, а Абрам в зоне». Этого оказалось достаточно, чтобы посадить человека на много лет.

      Сохранилась в памяти и привычка Ванникова спрашивать у подчиненных, если у них дети. И когда получал утвердительный ответ, говорил:

      – Если не выполнишь задание, детей своих больше не увидишь…

      Впрочем, в Озерске всегда хорошо понимали, что в подобном промышленном проекте жестокость была, и должна была быть, нормой, поскольку на другой чаше весов этой «этики» – реальная опасность, исходящая от конкретного противника, обладающего сверхмощным оружием. В этом отдавала себе отчет вся «атомная команда»…

Вотчина Ткаченко

      Приезд Л.П. Берии в 1947 году помимо кадровых перестановок принес еще одно решение: «полностью изолировать от внешнего мира комбинат № 817». Озерская промплощадка становилась особой зоной с повышенным уровнем секретности, получив кодовое название – База-10. Режимную службу возглавлял на объекте Иван Максимович Ткаченко.

      К своим сорока годам, молодой генерал-лейтенант уже имел «опыт» репатриации народов и «литовскую школу» госбезопасности. Специальным приказом всем работающим на Базе-10 был запрещен выезд за пределы зоны. Семь лет из города никому не разрешалось выезжать в отпуск – до 1954 года. Даже фотографироваться можно было только по специальному разрешению и в присутствии работника оперативного отдела.

      Сегодня с иронией говорят, что именно ведомство Ткаченко стало «главным источником шпиономании в Челябинске-40» и не только не пресекало слухи о шпионах, но, напротив, само их и провоцировало. Между тем, с Ткаченко предпочитали не спорить - и если он, к примеру, потребовал не устраивать никаких праздничных демонстраций, чтобы «противник» не мог установить хотя бы приблизительное количество рабочих, то никаких шествий и не устраивали.

      Несомненно, постоянная напряженность заставляла быть бдительными – в итоге за всю советскую историю ПО «Маяк» фактов промышленного шпионажа не было.

По периметру Базы-10

      Создание режимных зон не было чем-то необыкновенным для органов НКВД – они умели обносить колючей проволокой целые территории, не говоря уже об отдельных объектах. Но сейчас, в середине 1940-х годов на Южном Урале ситуация оказалась принципиально иной – слишком высока была цена ошибки.

      В том же 1947 году, к примеру, по периметру зоны разместили артиллерийские подразделения с зенитными пушками – и в дальнейшем граница будет только усиливаться. Позднее жители города к этому охраняемому периметру привыкнут – и он станет одной из главных составляющих психологии закрытых территорий.

      Кстати, рассказывают занятную историю. «Однажды ночью на объект неожиданно приехал Л.П. Берия. Приехал, а караульный солдат его не пускает – предъявите, мол, пропуск. Парню говорят: «Ты что не видишь, кто перед тобой?». Он уперся. Так и не пустил Берию! И тот вернулся в свой поезд. Многие думали: всё – расстреляют парня. А Берия этого солдата поощрил двумя месяцами отпуска! За то, что тот бдительно охранял объект, не отошел от требований устава…»

      Жесткий контроль и невозможность попасть на «большую землю» – а именно так стали называть мир за периметром – естественно, действовал угнетающе. Одновременно с запретами все работающие на площадке «перестали быть случайными и безымянными: будь то военные строители, спецпереселенцы или гражданские» – составленные на них списки были точны и подробны…

Неблагонадежный элемент

      Следом за физической организацией периметра началось «изъятие неблагонадежного элемента» внутри самой Базы-10. По меньшей мере, по указанию Берии, на промплощадке запретили работать репатриированным гражданам и представителям немецкой национальности. Сохранить удалось лишь нескольких немцев, имевших высшую квалификацию – они были в буквальном смысле незаменимы. Всех, попавших в «черный список», отправили за тридевять земель - на Колыму или в Среднюю Азию.

      Естественно, совершенно не церемонились с нарушителями. Человека за провинности (не говоря уже о преступлении) арестовывали и отправляли «со статьей» по лагерному этапу. Позднее, эти меры несколько смягчились – провинившихся попросту выпроваживали на «большую землю», лишая превосходного московского снабжения, спецобслуживания и полного «социального пакета». Отсюда так много в прилегающих к Озерску или Снежинску селах «городских неудачников».

Режимная зона

      «Зачистка» коснулась не только озерской площадки, но и режимной зоны вокруг нее – а это почти сто населенных пунктов в Каслинском, Аргаяшском, Кузнецком, Кунашакском районах и непосредственно город Кыштым.

      С местным населением не церемонились. Всем, кто имел когда-либо судимость, надлежало покинуть район. Переселением 3 тысяч человек занималась специальная комиссия. Действовали быстро – выселяемым объявлялось решение и давалось несколько часов на сборы (успевали собрать лишь необходимые вещи); затем к дому подгонялся транспорт, и в сопровождении солдат люди и вещи доставлялись на железнодорожный разъезд...

      Земли, отведенные под строительство «сороковки», объявлялись абсолютно закрытыми; совхозы и колхозы расформировывались, жители деревень также выселялись. Те, кто оставался в режимной зоне, были обязаны иметь паспорта и прописку. «Запрещалось и пускать на ночлег и временное проживание кого-либо без прописки... В режимной зоне запрещали охотиться, рыбачить, собирать грибы и ягоды... Граждане были обязаны помогать милиции в поимке и доставке нарушителей, а также доносить о всяких нарушениях и подозрительных лицах в органы внутренних дел».

Язык за зубами

      С оставшихся взяли подписку о неразглашении в течение 25 лет любой информации, связанной с объектом. Более того, в первое время вообще была запрещена какая-либо переписка – никакой утечки информации, даже намека на нее. Эта мера была вполне обоснованной – и любой работник нового предприятия начинал понимать это с первых же дней. Затем переписку разрешили, хотя, естественно, она просматривалась.

      Позднее вспоминали историю, больше похожую на легенду, одного вполне добросовестного работника, который «написал с гордостью в письме своим родителям о том, что он трудится на объекте, о котором знает сам товарищ Берия, – его немедленно арестовали, осудили и отправили в лагерь на несколько лет».

      Подобные «уголовные сводки» регулярно доводились до сведения работников Базы-10 – чтобы человек чувствовал, что каждый его шаг находится под контролем. Такое психологическое давление имело и другие задачи: например, развивало корпоративные черты жителей закрытых территорий, их исключительность и самодостаточность.

Выпавшие из мира

      Руководство страны понимало, что разношерстную массу строителей рано или поздно должен был сменить технический персонал завода-817. Кадрами, учитывая, что специалистов-атомщиков в России еще никогда не было, занимались непосредственно органы госбезопасности. Они и отбирали из числа работников оборонных предприятий наиболее квалифицированных специалистов.

      С самого начала исключительность и секретность сквозила во всем. Даже в анкетах: их объем буквально пленял человека – требовалось несколько часов, чтобы ответить на все вопросы. Затем будущий работник направлялся в Москву, где получал «подъемные» деньги и специальное направление ПГУ на имя одного из руководителей Базы-10 среднего уровня. Первые лица в направлении никогда не указывались.

      К месту назначения также добирались секретно. На вокзалах в Челябинске и Свердловске командированных встречали представители ПГУ. По прибытию в Кыштым садили в неприметную машину – «коломбину» – с зашторенными окнами, чтобы нельзя было сориентироваться на местности. «Можно представить себе состояние приехавших, когда они видели, что въезжают на территорию, огражденную колючей проволокой, охраняемую вооруженными солдатами». Человеку, попадавшему на Базу-10, казалось, что он как будто «исчезал», «выпадал из мира» – ради неизвестной, но очень важной цели…



Источник: Лютов, В. Несекретная история Озёрска: Ч.2 // Провинциальные тетради Вячеслава Лютова. – Режим доступа: http://lyutov70.livejournal.com/53534.html