В 1987 году с должности главного инженера ПО «Маяк» Борис Никипелов перешёл на работу в Минсредмаш, где стал первым заместителем министра. Мы публикуем отрывки из воспоминаний Бориса Васильевича, размещенные на сайте «История Росатома» (www.biblioatom.ru).

       – Родился я в Харькове, там же учился до второго класса включительно. После освобождения Западной Украины и Западной Белоруссии отца послали под Ровно. Он был заместителем начальника МТС – машинно-тракторной станции. Бывший военный, бывший крестьянин – то есть достаточно рядовой уровень.

       Отец ушел из дома в первое же воскресенье войны. Обстановка была такая, что он и раньше, до войны, никогда не выходил из дома без оружия. Все-таки это сельская местность, Западная Украина, очень много было антисоветских организаций и настроений. В первый же день его мобилизовали. Он ушел, оставил жене свой браунинг (потом он нам очень пригодился). Уходя, он сказал матери, что у него есть товарищ, его начальник, руководитель местной МТС: «Когда он будет эвакуировать свою семью, обязательно отправит и вас. Поэтому не беспокойтесь, все нормально». А на второй день войны, в понедельник, мать узнала, что семья начальника МТС уже уехала.

       Мама была очень импульсивный человек. Пошла на прием в райком. Там говорят: «Совещание, принять не можем». Тогда мама вынула браунинг и сказала: «Или вы вызовете машину и нас отправят, или я тут сейчас буду разбираться с вами как мне поручено». Вызвали машину. Мы сели, поехали на станцию. Так что эвакуироваться успели. Кстати, браунинг мама бросила там же, в райкоме.

       Во время войны мы жили в Кунгуре. Это Пермский край, настоящая Россия. В Кунгуре был госпиталь для раненых. Начальником госпиталя работала знакомая моей мамы, очень хороший хирург. Однажды, когда я уже несколько лет отработал на химкомбинате «Маяк», мама сказала: «Слушай, поедем в Кунгур, посмотришь на места, где ты когда-то жил. На один день». Я удивился, но отказывать матери не привык. Поехали. Приезжаем в Кунгур, заходим к ее подруге, той самой бывшей начальнице госпиталя, дверь открывается, и на пороге я вижу Свету, дочку подруги. И – всё. С тех пор мы со Светланой Николаевной вместе. Больше чем полвека.

       Мы учились на физико-техническом факультете (Уральского политеха – Прим. ред.). Преподаватели формально не знали, куда мы идем, ведь они же не работали на химкомбинате, а он был тогда единственный. Среди преподавателей практически не было выходцев с комбината. А потом появился один, максимум, может быть, два представителя. Но они ведь тоже работали на комбинате в том или другом конкретном месте... Они не представляли комбинат в общем. Из-за секретности они не могли знать всего, поэтому учили не тому, с чем нам придется встречаться на работе, а как можно более широко.

       Главными инженерами не рождаются. Их не готовят в институтах. Главными инженерами люди становятся не через два, не через три года успешной работы на производстве. Я стал главным инженером только через пятнадцать лет работы на «Маяке».

       Прежде всего, это работа с конкретными людьми. Гладышев, Мельников, Матвеев, Федоров, Брохович. Люди, пришедшие с самого начала на комбинат, работавшие и выдвинувшиеся там. Потрясающе интересные люди.

       Я хорошо знал возможности своих подчиненных; знал, как человек решает ту или иную задачу. Ведь люди абсолютно разные, у них разные стили и методы. Когда я уходил на должность замминистра, я сказал: «Вот Суслов есть, начальник техотдела. Он подойдет на мою должность».

       Почему начальник техотдела? Он лучше подготовлен к исполнению моих функций. Начальник механиков – механик, это одна функция, начальник энергетиков – энергетик. Это другая функция. Физик, заместитель по физике – третья. Да, начальник техотдела ниже их по должности, но шире по охвату проблем. Но главное – то, что он уже подготовлен к задачам главного инженера. Он может рассмотреть любую аварию. Он участвует, если кого-то наказывают или награждают. И очень важно отношение человека к работе. Начальника техотдела Суслова я с чистой совестью, с полным убеждением в своей правоте рекомендовал на свое место, потому что хорошо его знал как ответственного, умного, компетентного человека. Личный фактор был и остается определяющим.

       У меня было много чисто технических вопросов. Все-таки химкомбинат «Маяк» – гигантское предприятие, у нас работало больше 25 тысяч человек. Это физические, химические, металлургические, радиохимические объекты; многоплановые, разные, а ко всему и закрытые заводы. Сейчас вспоминать подробности очень непросто, потому что мы не имели ни права, ни возможности что-то фиксировать на бумаге. Ни в коем случае! Что вы! Если у вас обнаружили бумажку, это же такой скандал, куда там! Особенно в самом начале нас очень сильно ограничивали. Ты знаешь только то, чем ты занимаешься. А чем занимаются рядом? Об этом тебе знать не положено.

       У нас были разные споры с моим директором Борисом Васильевичем Броховичем. Директор и главный инженер – это должно быть единое целое, мы стремились к этому, и у нас получалось. Но всё равно было много направлений, по которым мы не могли состыковаться.

       Кадры – как раз один из таких оселков. Брохович не раз говорил мне: «Борис, понимаешь, у нас есть много инженеров, которые закончили вечерний вуз. Их же надо куда-то ставить, они же люди. И есть специальный институт, который нам всё время их готовит. А ты настаиваешь, чтобы мы возили специалистов со стороны. На кой они черт?! Эти уже живут здесь, уже знакомы с производством. Я их просто повышаю. Это устраивает и меня, и их. А новые – это совершенно новые. Им и квартиры подай, и все остальное».

       Я говорю: «Правильно, нужно повышать местных. Но понимаешь, что, в конце концов, получится? Мы зациклимся сами на себе. И что тогда? А ведь всё новое, которое приходит извне, – оно нас подпитывает. Поэтому я не согласен. Надо брать хотя бы по 20, пусть по 15 специалистов, но со всей страны. Это с одной стороны. С другой стороны, приглашая своих, мы держим руку на пульсе всего, что рождается в институте».

       Он возражал, что и тех, и других брать не получается. Так что буквально каждую позицию для людей со стороны приходилось у него выгрызать. Вот так мы и грызлись. Это и есть плодотворное сотрудничество.

       В заместители министра меня отобрал Лев Дмитриевич Рябев. Чем-то я ему понравился. Он приезжал к нам на комбинат, будучи первым заместителем Славского. Меня он немного помнил, потому что как-то в Арзамасе мне пришлось повздорить с некоторыми его подчиненными. Он тогда явился на шум: «Прекратите». Разобрался и сказал: «Он прав, поэтому бросьте всё это».

       Так вот, Рябев приехал на комбинат, и тут тоже была ситуация, которую он запомнил хорошо. Была встреча на троих: Рябев, я и Борис Васильевич Брохович. Брохович начинает что-то рассказывать. Он увлекающийся человек – не чистый технолог, а руководитель, причем начинал с отдела снабжения. Потом был на реакторах, но не профессионал, хотя реактор знал замечательно. Он начинает заливать, я молчу, потому что он все-таки как-никак директор. Дальше – больше. Я говорю: «Дай я, Борис Васильевич». Он: «Что ты, что?» Я начинаю, Лев Дмитриевич хмурится, говорит: «Чего это вы не поделили, в чем дело?» Я говорю: «Немного неправильно». – «Как это так, директор говорит, и неправильно?». Начинаю объяснять. Рябеву почему-то это понравилось. Он со мной встречался всего два раза, тем не менее, на него это какое-то впечатление произвело. А вы говорите – мелочи. Мелочей в наших делах не бывает.

       Лев Дмитриевич Рябев, конечно, оригинальный человек. 7 января 1987 года я был назначен на должность первого заместителя министра, а 9 января он уехал в отпуск, назначив меня исполняющим обязанности. Это было своеобразно.

       Вероятно, Лев Дмитриевич не сомневался в том, что я справлюсь. Почему? Да потому что мы, главные инженеры, в свое время познакомились со всем хозяйством. Мы встречались раз в год, это организовывал Евгений Ильич Микерин, соответствующий начальник главка. Встречи, как правило, проходили в течение недели на каком-то из комбинатов, мы знакомились с этим комбинатом, с руководством и так далее. Так что я неплохо представлял себе четвертый главк и основные комбинаты. Основу знали мы все; нас готовили, чтобы мы шире ориентировались. Это была не моя заслуга.

       С другой стороны, в министерстве работали в основном те люди, которые были при Славском. Они были назначены непосредственно им. Поэтому назначение нового человека на высокую должность - это далеко не приятная вещь. Одно дело – выдвиженец из своего круга. А когда тебя вдруг берут со стороны, а до этого ты встречался с этими людьми от силы только раз в год, то проблемы обязательно будут. И они были, конечно.

       Модернизация производства - это не только модернизация техники, но и модернизация расстановки людей.

       Всё меняется. Главный инженер, когда мы работали на комбинате, был первым заместителем директора. Потом эти функции разделили: был просто главный инженер и отдельно – первый заместитель директора. Почему? Потому что у одного – одни люди, у другого – другие. Предположим, убирать главного инженера директору не надо, он хорошо работает, а ему нужен другой помощник. Так возникает новая должность. Это система.

       Вот был химкомбинат, был Советский Союз. Потом Советский Союз исчез, стала Россия. Комбинат остался, но система взаимодействия изменилась.

Источник: Никипелов, Б.В. «Меня воспитал «Маяк»: 2 августа исполнилось бы 85 лет Борису Васильевичу Никипелову / Б.В. Никипелов, записал Э. Гер // Вестник Маяка. – 2016. – 5 августа. – С. 4.