В книге В. Н. Новоселова и В. С. Толстикова "Тайна сороковки" при описании химико-металлургического производства плутония на стр. 166 говорится об участии первопроходца Василия Семеновича Носова в отработке технологии получения металлического плутония, необходимого в то время материала для создания атомной бомбы.
В 1983 году Василий Семенович написал воспоминания о первом периоде своей трудовой деятельности на заводе 20 в 1948-54 годах. Уходя в 1983 году на заслуженный отдых, он подарил мне рукопись воспоминаний с целью опубликования.
В.С. Носов на химкомбинате "Маяк" прошел путь от рядового инженера до начальника цеха, поэтому суть происходящих событий, связанных с производством ядерного оружия, знал досконально и многое испытал непосредственно на себе. Помимо завода 20 Василий Семенович в конце 50-х годов работал на заводе 25. Поэтому ветеранам этих заводов будет особенно интересно прочитать воспоминания бывшего коллеги по работе.
Василий Семенович Носов ушел из жизни около 10 лет назад, но его рукопись я бережно храню и считаю своим долгом опубликовать.
4 августа 1983 года исполняется 35 лет моей непрерывной трудовой деятельности на химкомбинате "Маяк", главным образом в славных коллективах цехов 1, 2 завода 20. Памятна мне и нелегкая работа в отделении 24 завода 25 в 1954-1961 годах.
Судьба была ко мне благосклонна: мне посчастливилось не только быть в рядах активных первопроходцев новой важнейшей для Родины отрасли оборонной промышленности, но и в меру своих способностей участвовать в совершенствовании и развитии ее с первых наитруднейших лет становления.
Для описания я избрал первые пять лет работы в цехе 1 завода 20 как представляющие наибольший интерес.
А началось все так...
На комиссии по распределению выпускников 1948 года Московского института тонкой химической технологии им. М.В. Ломоносова я напомнил руководству института об имевшейся договоренности о направлении меня в распоряжение Всесоюзного научно-исследовательского института стекла, в котором я работал уже более года в качестве научного сотрудника лаборатории сырья.
Пояснил, что по взятым на себя обязательствам я должен по окончании института возглавить комплексную экспедицию в Приаралье, которая уже укомплектована и готова к отъезду.
Но ехать в экспедицию мне не было суждено, так как присутствовавший на распределении майор безоговорочно потребовал моего направления в распоряжение никому не ведомого 1-го Главного управления. Просьбы, доводы и требования начальника отдела кадров Министерства стройматериалов не были удовлетворены так же, как и мои. Видимо, большими полномочиями был наделен тот майор.
4 августа 1948 года после месячного отпуска я прибыл в отдел кадров 1-го Главного управления, размещенный в небольшом здании на задворках Казанского вокзала. Здесь меня официально оформили на работу инженером-химиком на Базу-10 в распоряжение т. Сурмача с месячным окладом 1100 рублей.
Тут же все мы, молодые специалисты, получили направления на стажирование в один из головных НИИ нашего профиля производства, поскольку острой потребности в нас по месту работы еще не было. Выдали нам и справки на право временной прописки в Москве на частных квартирах. Позже я узнал, что вместе с нами стажировались и завербованные на различных предприятиях страны инженерно-технические работники, жившие в гостинице.
Я стажировался в группе кандидата химических наук В.В. Фомина, по образованию преподавателя математики средней школы. Бывает и такое. О времени стажирования и руководителе, с которым мне довелось встретиться много позже, когда он работал уже заместителем директора НИИ, остались самые добрые воспоминания. Я получил достаточную теоретическую подготовку, так необходимую мне в дальнейшем.
К концу 1948 года кончалось время стажировки, специалисты стали группами выезжать из Москвы к месту назначения. В конце января 1949 года о подготовке к отъезду объявили и мне. К этому времени было получено разрешение на въезд со мной на Базу-10 и жене. Нам выдали необходимые документы, назвали путь следования и конечную остановку, провели соответствующий инструктаж.
И я, и жена (оба участники Великой Отечественной войны) не были обременены кладью. Все наши пожитки уместились в небольшом чемодане, с которым обычно ездят на курорт. На мне - шинель и кожаные сапоги, одежда явно не по сезону. Довольно легко была одета и жена.
Ехали мы в общем вагоне пассажирского поезда. На лучшие условия рассчитывать не приходилось, так как мы с женой жили в Москве почти полгода только на мою более чем скромную зарплату, высылаемую с Базы.
Прибыв на конечную станцию, мы всей группой направились по названным ориентирам в небольшое одноэтажное здание, нечто вроде перевалочного пункта около вокзала.
При оформлении разового пропуска на Базу-10 я был сильно огорчен и озадачен отказом в выдаче пропуска беременной жене из-за отсутствия жилплощади на Базе.
Приехав на Базу-10 и получив направление в хозяйство Бреховских, я немедля на попутной грузовой машине выехал в поселок (место расположения хозяйства).
Спешка с оформлением на работу и желание быстрее решить вопрос с женой, да к тому же сильный мороз, притупили любопытство, и в моей памяти первые впечатления о нашем городе того времени не сохранились.
Поселок же с постройками барачного типа и несколькими двухэтажными зданиями показался невзрачным и безлюдным, без малейшего намека на какую-либо организационную планировку. Заводоуправление хозяйства размещалось в кирпичном двухэтажном здании в конце поселка, около железной дороги, за которой виднелся высокий забор лагеря заключенных...
Бреховских встретил меня сдержанно, ответив на приветствие кивком головы. Молча взял направление и, спросив только, какое учебное заведение я окончил, наложил резолюцию о назначении меня в здание 9 с тем же окладом в 1100 рублей. Вернув направление, он больше ни о чем не обмолвился, дав понять, что собеседование окончено.
Я было обратился к нему с просьбой помочь ввезти жену, но он, прервав меня, заявил, что ничем не может помочь. Время было уже послеобеденное, и я на попутной машине поспешил обратно в управление Базы с решительным (а сейчас бы я сказал - с наивным) намерением добиться приема у кого-либо из руководителей.
Начальника Базы в управлении не оказалось. Его секретарь - женщина уже в годах - внимательно меня выслушала и отнеслась к моей просьбе весьма участливо, обнадеживающе пообещала что-нибудь предпринять. Отлучившись на некоторое время, она вернулась со справкой о моей обеспеченности жилплощадью, дающей право на ввоз жены.
Все хлопоты по оформлению пропуска взял на себя веселый приветливый мужчина, к которому меня направила секретарь. Благодаря этим доброжелательным людям поздним вечером того же дня жена приехала на Базу. Нам повезло. Около автобуса, в котором приехала жена, остановилась крытая машина с солдатами, ехавшими в поселок. Солдаты потеснились, и мы, с разрешения офицера, благополучно доехали до поселка.
Время было позднее, и нужно было торопиться с ночлегом. Трусцой (был сильный мороз, и мы изрядно озябли) поспешили к коменданту. Зайдя в трехкомнатную квартиру, являвшуюся одновременно и жилищем, и рабочим помещением коменданта, мы застали двух мужчин, сидящих за столом. Они были слегка навеселе, перед ними стояла недопитая бутылка водки. Узнав, кто из них комендант, я обратился к нему с просьбой устроить нас на ночлег. Комендант спросил, что мы за люди, и, удовлетворившись ответом, пригласил к столу. Я сильно промерз, и предложенные полстакана водки пришлись кстати. Ночлег нам предоставили в свободной кухне, куда занесли кровать и постельные принадлежности.
На следующий день, выспавшись, с хорошим настроением, я отправился в заводоуправление, где прошел необходимые вводные инструктажи (были они и в то время), оформил пропуск в здание 9 и встал на партийный учет. Инструктаж по технике безопасности, помню, провела Р.М. Нугайбекова. Это было наше первое знакомство. Позже нам довелось работать вместе в цехах 1 и 2. Запомнилось и собеседование с секретарем парторганизации хозяйства Ветровым, несколько прояснившим обстановку.
Закончив дела в заводоуправлении, я направился осматривать промплощадку, и прежде всего здание 9, куда мне надлежало завтра впервые выйти на работу.
Из заводоуправления я пошел по ближайшей железной дороге в сторону хозяйства. (По этой дороге в те годы доставлялись на работу строители и монтажники, а позже и персонал завода, проживавший в городе, пока не было налажено автобусное движение). Дойдя до железнодорожного переезда, я увидел справа ряд одноэтажных кирпичных зданий типа складских помещений, а напротив них белое здание столовой. Здание 9, стоявшее в этом ряду, теперь захоронено в котловане, а остальные здания и развалины столовой еще видны по пути на завод 20. Тогда они не были ограждены охранной зоной и доступ к ним по дороге от переезда был свободным.
Я озяб, да к тому же пора было и пообедать, поэтому поначалу зашел в столовую. Время было послеобеденное, посетителей мало. Правда, за несколькими столиками шел оживленный разговор, благо в буфете продавалась водка.
Следом за мной в столовую зашел румяный от мороза невысокий плотный мужчина моего возраста, в меховой куртке и унтах летного состава. Не знаю, чем я его заинтересовал, но он предложил отобедать вместе с ним. Из разговора за столом и по пути в поселок выяснилось, что мы одногодки, оба участники войны и выпускники московских институтов (он закончил Институт стали зимой 1948 г.). Я обратил внимание на оптимизм моего собеседника, чего, кстати, не хватало мне. С какой убежденностью он говорил о том, что на месте сегодняшней захудалой Базы вырастет красивый город!
Это была моя первая встреча с Иваном Георгиевичем Евсиковым, с которым нам суждено было работать вместе в первые тяжелейшие годы становления цеха 1. Мы поддерживали дружеские отношения вплоть до его преждевременной кончины в 1963 году на 43-м году жизни.
Дойдя до заводоуправления, Евсиков, исполнявший обязанности помощника Бреховских по хозяйственным вопросам и быту, предложил мне через час зайти к нему для решения вопроса с жилищем.
В этот же день мы с женой временно поселились в одной из свободных комнат (хозяин уехал в длительную командировку) в доме, где жил Евсиков, а вскоре нам выделили и собственную комнату в доме, в котором мы живем и теперь...
С чувством готовности к исполнению своего долга и полный любопытства вышел я в первый день на работу в "девятку". У входной двери в здание стоял на посту лейтенант, я предъявил ему пропуск и прошел в раздевалку. На пути к кабинету начальника цеха в коридоре мне встретились двое мужчин. Один из них - повыше ростом, средних лет, военной выправки, стройный, в кителе и хромовых сапогах, - упредив меня, спросил, кто я такой. Я ответил, и он пригласил меня в кабинет. Мне стало понятно, что это и есть Яков Алексеевич Филипцев, начальник цеха. Он попросил меня вкратце рассказать автобиографию. Услышав, что я химик, вошедший с нами мужчина попросил Филипцева направить меня в его распоряжение, с чем тот и согласился. Филипцев представил его как начальника химического отделения Ивана Петровича Мартынова.
В химическом отделении я работал недолго, да и постоянного рабочего места у меня не было, поэтому об этом предпусковом периоде работы в "девятке" в моей памяти мало что сохранилось, разве что обилие посуды и поделок из золота и платины. Несколько дней занимался обвязкой прокалочной печи с научным сотрудником НИИ Миркиным. Чуть дольше, включая самый начальный период работы со спецпродукцией, я задержался на эфирном участке, который курировала научный сотрудник НИИ Начнибеда. Помню, что на участке были одни девушки и основным оборудованием экстракции служили стеклянные делительные воронки - образчик орудия ручного труда...
Вскоре после ввода "девятки" в эксплуатацию, чувствуя себя не у дел в химическом отделении, я обратился к Филипцеву с просьбой перевести меня на первый металлургический передел и получил согласие.
В "девятке" не было металлургического отделения, а на правах подразделений цеха самостоятельно действовали три металлургических передела, начальниками которых были В.А. Карлов, А.С. Никифоров и В.Т. Сомов, позже, с переходом в здание 1, назначенные начальниками смен металлургического отделения. Надо сказать, что в "девятке" должности начальников переделов были формальными, поскольку основные обязанности по руководству подразделениями фактически выполняли научные руководители, закрепленные за переделами: кандидат технических наук Соколов, инженер Ф.Г. Решетников и кандидат технических наук Я.И. Стерлин. Общее руководство научной бригадой металлургов в "девятке" осуществлял профессор А.Н. Вольский. Научным руководителем всего металлургического производства хозяйства, включая и здание 4 по выпуску готовой продукции, был академик А.А. Богвар.
Со всеми этими уважаемыми учеными мне довелось познакомиться, повторяя курс "девятки" при освоении второго производства в цехе 1. С приходом на первый передел я сразу включился в работу сменным инженером. В "девятке" (а позже и в здании 1) длительное время не было ни аппаратчиков, ни уборщиц (дезактиваторщиков), и все их обязанности выполнял сменный персонал ИТР (в смене на первом переделе работали двое - старший и сменный инженеры).
Я с особой теплотой вспоминаю скромных коллег-тружеников, разных по характеру и возрасту, каждого со своими недостатками, но объединенных энтузиазмом и готовностью каждого к безусловному выполнению задания Родины. Рядом с инженерно-техническими работниками старшего поколения (такими, как Н.И. Семенов, В.Г. Полякова, В.П. Кульпин, К.Н. Чернышев, Аксенов, В.Ф. Смирнов и другие), прошедшими школу труда на других предприятиях страны, на первом переделе работали молодые специалисты: В.А. Карлов, И.И. Митяев, В. Уманский, А. Ершова, Н. Киселева и другие.
Первый передел, в сущности, был опытно-экспериментальным участком, как, впрочем, и все другие подразделения "девятки". Все основное и вспомогательное оборудование передела размещалось в одной комнате. В двух соседних комнатах меньшей площади ютились второй и третий переделы.
Рабочая плексигласовая камера, с двумя парами спецперчаток с лицевой стороны и двумя металлическими баллонами - с задней, размещалась в вытяжном лабораторном шкафу. В нем же находились две горизонтальные печи сопротивления, которые надвигались на баллоны вручную.
Процесс велся в тонкостенной кварцевой прозрачной ампуле, в которую реагент подавался нейтральным газом в парообразном состоянии из испарителя.
Нейтральный газ в испаритель, а также в камеру поступал из баллонов (установленных здесь же, в комнате), проходя по пути очистку раскаленной медной стружкой в трубчатой печи и осушку в батарее из склянок с осушителями.
Газ проходил по резиновому шлангу с соединительными вставками из стеклянных трубок. Кстати, расход газа был очень большим, и это стало для нас лишней обузой, так как баллоны мы транспортировали на своих плечах...
Весьма примитивным был и спецотсос из ампулы. Он производился с помощью водоструйного стеклянного насоса, надетого прямо на кран единственной в комнате раковины. При работе в комнате ощущалось постоянное зловоние отходящих газов. Воздух в рабочих помещениях никак не контролировался, хотя все работали без каких-либо защитных средств. С особой досадой вспоминаю рабочее место Нины Киселевой, занимавшейся регенерацией отходов передела здесь же, в комнате. В кварцевом стакане, установленном на электроплитке, Нине приходилось вести постоянное перемешивание и упарку растворов прямо на открытом воздухе... Но у нас было одно такое рабочее место, а вот в химическом отделении подобные условия были на многих рабочих местах.
Санитарно-гигиенические условия труда были никудышными. В душевой комнате "девятки" имелся только один рожок, и этим все сказано. Мыли только руки (над раковиной), да и то лишь до смывания видимой грязи. Работали мы в комбинезонах, которые по окончании работы укладывали в красивые чемоданы, выданные каждому. Эти чемоданы хранили в раздевалке под ящиком, в котором находилась личная одежда.
Дольше других мне довелось работать в паре со старшим в смене мастером-практиком Виталием Павловичем Кульпиным, душевным и приветливым человеком, хорошим семьянином. Не имея технического образования и, в сущности, не понимая химического процесса, он обладал удивительной практической сноровкой, как говорится, был мастер-золотые руки. Он добровольно брал на себя черновую физическую работу ( например, мытье полов), доверяя мне контроль за техническим процессом, но сборку системы, загрузку и особенно разгрузку ампулы чаще выполнял сам. Надо сказать, что разгрузка хрупкой тонкостенной кварцевой ампулы была особо ответственной операцией, чреватой опасностью разбить ампулу и загнать драгоценнейший продукт в брак. А если учесть, что эта операция обычно выполнялась в окружении контролирующих и любопытствующих руководителей, то становится ясно, почему нервное напряжение было на пределе.
Однажды во время вечерней смены к нам на передел в сопровождении Филипцева зашел главный инженер базы Ефим Павлович Славский. Он предложил Филипцеву заниматься своими делами, а меня попросил ознакомить его с технологическим процессом и аппаратурной схемой передела. Прошло много лет с той встречи, но у меня в памяти сохранилась его особая любознательность к тонкостям процесса, недостаткам и трудностям в работе. Более часа длилась наша беседа, но она нисколько не утомила меня: я чувствовал серьезность и доброжелательность этого руководителя...
К концу лета 1949 года самоотверженный труд первопроходцев завода 20 увенчался успехом: в кратчайшие сроки на опытно-экспериментальном оборудовании, размещенном на временных производственных площадях, одновременно с отработкой технологии была выдана и товарная продукция в количествах, достаточных для изготовления опытных образцов изделий. Задание партии и правительства первостепенной важности было выполнено. С гордостью за свой труд восприняли мы сообщение о положительных результатах испытаний изделий, изготовленных из нашей продукции.
Некоторые товарищи склонны объяснить безропотность нашей работы в тяжелейших условиях только незнанием опасности этого труда. Я с полной ответственностью заявляю, что о вредности производства для здоровья знали все. Правда, как показал опыт, не могли знать всех пагубных последствий этой опасности. А работали самоотверженно в основном потому, что понимали безотлагательность этой работы, ее жизненную необходимость для Родины.
Осенью 1949 года мы перешли из "девятки" в здание 1, где и сформировался цех 1 как структурная единица завода 20. Металлургические переделы были объединены в металлургическое отделение, технологическую цепочку которого (состоящую из камер перчаточного типа) разместили в комнате 12.
Начальником отделения, к нашему удивлению, был назначен К.Н. Чернышев, человек сомнительных инженерных качеств, но изворотливый, с задатками хитрого снабженца. Начальниками смен стали уже проверенные в деле, способные, грамотные инженеры А.С. Никифоров, В.А. Карлов, В.Г. Сомов и кто-то еще. Вскоре в металлургическое отделение пришел сменным инженером И.Г. Евсиков (позже назначенный начальником смены).
Начальником химического отделения продолжал работать И.П. Мартынов. Заместителем начальника цеха Я.А. Филипцева был Доронин, до этого курировавший монтаж оборудования в здании 1. В должности механика цеха числился Рыжаков, вскоре замененный дипломированным инженером-механиком Туляковым.
С переходом в здание 1 резко улучшились санитарно-гигиенические условия работы: хороший двухзонный санпропускник с душевыми, красивая чистая промплощадка с пешеходными дорожками, статуями и цветочными клумбами. (Вот только довольно унизительно было проходить нагишом мимо часового и выполнять под его команду различные досмотровые "гимнастические" упражнения. Однажды академик И.И. Черняев, научный руководитель по химии, весельчак и острослов, озадачил солдата удачно брошенной осторотой по поводу досмотра. Вскоре этот "ритуал" был отменен.
Тяжко стало курильщикам: вышел строгий запрет на курение в производственных помещениях. Мы вспоминали "девятку", где в рабочее время можно было свободно выйти на улицу покурить или просто отдохнуть... Воздух около "девятки" имел свой неповторимый запах: этакая смесь аромата со стороны столовой и дыма от костра, в котором постоянно сжигался использованный обтирочный материал и другие горючие нетехнологические отходы. Кстати, работая в здании 1, мы обедали - до пуска в эксплуатацию сегодняшней заводской столовой - в одной из комнат санпропускника, куда привозили пищу (первого блюда не было).
С переходом в здание 1 значительно облегчились и условия труда: все операции велись в вентилируемых герметичных камерах, соединенных в единую цепочку электрическим транспортером. Действовала единая схема разводки нейтрального газа по камерам и печам по трубопроводу из баллонов, установленных вне отделения (и с наших плеч свалилась обязанность по их транспортировке). Спецотсос из печей первого передела был выполнен из стационарных трубопроводов и стал более надежен.
Но существенным недостатком, как и в "девятке", оставалось несовершенство или отсутствие контрольно-измерительных и регулирующих приборов. Разрежение в камерах и системе спецотсоса из печей контролировалось по U-образным стеклянным манометрам. Поскольку регулирование газообмена в камерах велось вручную, от обслуживающего персонала требовалось особенно бдительное наблюдение за уровнем жидкости в этих манометрах: малейший избыток давления или разрежения в камерах приводил к опорожнению манометров, который сопровождался аэрозольными выбросами в воздух. Контроль атмосферы камер осуществлялся одним переносным прибором. Процесс контроля был очень кропотлив, а результат страдал большой погрешностью.
Очень ненадежно работал транспортер. Его частые остановки приводили к нарушению ритмичности в работе. (Порой из-за затяжек с его ремонтом и с молчаливого согласия начальства приходилось передавать контейнеры по камерам через снятые перчатки). Для персонала, занимающегося ремонтом, устранение неисправностей транспортера было очень тяжелой и грязной работой.
Слов нет, условия специальной техники безопасности стали лучше, чем в "девятке", но все равно еще оставались очень тяжелыми. Как и в "девятке", в рабочем помещении постоянно ощущался запах отходящих производственных газов, а мы продолжали работать без индивидуальных средств защиты.
С переходом в здание 1 улучшился контроль со стороны службы техники безопасности (ТБ) и дозиметристов. Конечно приборы контроля были ещё далеко не совершенными, но добросовестная профилактическая работа немногочисленной группы контроля пресекала грубые нарушения специальной техники безопасности (СТБ), воспитывая у персонала аккуратность в работе.
Из работников цеховой группы службы ТБ и дозиметрического контроля (ДК) мне особо запомнилась активная, полезная работа Е.И. Вострухова и О.А. Дубровской.
Как и в "девятке" мы сами мыли полы, но теперь уже под контролем работников ДК, а это значит, что требования к качеству отмыва стали выше, порой приходилось перемывать полы по нескольку раз...
В цехе создались условия для более близкого производственного общения персонала, мужал единый коллектив металлургического отделения. Я не могу вспомнить поименно всех товарищей по работе, но о многих из них остались добрые воспоминания. Помимо указанных выше товарищей по первому переделу "девятки" хочу назвать очень скромного доброго человека, грамотного инженера Г. Стрельникова; добродушного весельчака Холмогорцева; немногословного, но рассудительного техника Н.Я. Ермолаева; говоруна и острослова техника Поздеева; спокойного, хорошего собеседника М. Лепаловского. Все они и остальные неназванные товарищи по работе в металлургическом отделении остались в памяти как самоотверженные труженики-энтузиасты.
В моих воспоминаниях ничего не говорится о химиках. Впрочем, и сказать-то особо нечего. Мне не приходилось общаться с ними по работе: доступ в служебные помещения был строго ограничен, а каких-либо общих собраний за время моей работы на первом производстве цеха что-то не припомню. Скорее всего, их и не было.
Правда, в химическом отделении, начиная с "девятки", работал мой однокашник по институту москвич Л.М. Зайцев. Он работал на регенерации, в комнате, что была напротив металлургического отделения, и я к нему иногда заходил. Это помещение запомнилось мне громадной плитой в полкомнаты площадью под вытяжным шатром. На плите постоянно парили с десяток котелков разных калибров. При входе в комнату в нос постоянно ударял резкий запах газов. Даже по тем меркам я удивлялся терпимости персонала к этим, мягко говоря, грязным условиям труда.
Зайцев проработал в цехе около четырех лет, после чего по его просьбе и по рекомендации профессора А. Гельман, которая была научным руководителем по химии, он был переведен в ИФ-ХАН, где за относительно короткое время защитил кандидатскую и докторскую диссертации.
Хорошим моим знакомым был инженер-химик В. Сусоев, известный в городе шахматист. (Позже, в 1954 году, он принял от меня руководство химико-металлургическим отделением второго производства цеха 1 в связи с моим переводом на завод 25).
В химическом отделении работало много девушек, которые вынесли на своих плечах непосильную тяжесть труда первопроходцев. Судьба некоторых из них была трагической. Своим самоотверженным трудом они заслужили особое уважение.
Инженеры А. Шалыгина, Маденова, Н. Матюшина, А. Лукина, М. Трубчанинова - вот короткий список героинь-первопроходцев нашего производства, сохранившийся в моей памяти. Мы просто обязаны по архивным материалам восстановить полный список и обнародовать их имена в Музее трудовой славы.
Раз уж я завел разговор о женщинах-первопроходцах, то не могу не отдать дань уважения инженеру-химику Зинаиде Алексеевне Исаевой. Мне не довелось работать с ней вместе, но я много слышал об ее авторитете и большом вкладе в производство от ее коллег по работе в химическом отделении. Она прошла суровую трудовую школу от рядового инженера-химика "девятки" до начальника цеха 1.
Где-то в феврале-марте 1950 года я и инженеры-металлурги А. Крутилин и В. Мельников были вызваны к начальнику цеха А.Я. Филипцеву, который в присутствии нового начальника хозяйства Леонида Алексеевича Алексеева предложил нам возглавить монтаж и освоение металлургических переделов нового - второго - производства цеха 1.
Л.А. Алексеев объяснил, что на нас возлагается особая ответственность в связи с правительственным заданием в кратчайшие сроки развернуть второе производство. Он добавил, что оборудование уже прибыло и вскоре должна приехать большая группа кадровых инженерно-технических работников, прошедших стажировку на заводе "Электросталь", а также молодые специалисты.
В. Мельников прибыл в "девятку" в 1948 году с бригадой научных руководителей-металлургов и помогал Я. Стерлину в освоении третьего передела. С переходом в здание 1 он изъявил желание остаться на производстве, и его просьбу удовлетворили. Предложение о переводе на второе производство В. Мельников принял охотно. Такое стремление научного сотрудника ближе ознакомиться с производством весьма похвально. Я также согласился безо всяких оговорок. А. Крутилин, человек уже в возрасте, отнесся к новости без особого восторга.
Руководство химическим отделением принял вновь прибывший Николай Петрович Лебедев - крепыш небольшого роста, с фигурой тяжелоатлета. Ему в помощь выделили несколько человек ИТР - технологов с первого производства. Тогда же в химическое отделение пришла инженер Рауза Мухамеджановна Нугайбекова. Общее руководство новым производством цеха 1 было доверено инженеру П.В. Кулямину.
Особая значимость развертываемого производства подчеркивалась и тем, что главный инженер хозяйства Павел Ильич Дерягин по указанию руководства Базы временно освобождался от забот по первому производству и полностью переводился на общее руководство вторым производством хозяйства.
Для второго производства цеха 1 были освобождены все производственные площади первого крыла здания 1, где до этого размещался реагентный участок, начальником которого был В.Ф. Кормилицын. Металлургическим переделам были выделены три смежные комнаты с левой стороны от входа, а химическому отделению - комнаты напротив.
Я не буду долго останавливаться на описании монтажа оборудования первого передела, хочу только сказать, что вся технологическая обвязка камеры перчаточного типа с двумя горизонтальными печами сопротивления, установленными на площадках за задней стенкой камеры, была выполнена ремонтным персоналом цеха согласно принципиальной схеме, начерченной мной цветными карандашами на ватмане. Никакой иной документации по переделу не было, да никто и не требовал.
Конечно, не мудрствуя лукаво, я скопировал аппаратурную схему первого передела (комнаты 12) со всеми недостатками, о которых я уже упоминал. Вскоре установили и вторую такую же камеру, а для вспомогательных работ - большой лабораторный шкаф с вытяжкой.
В маленькой соседней комнате третьего передела прямо на столах, без укрытия, поставили две вакуумные печи с прозрачными колпаками из толстенного молибденового стекла и танталовыми нагревателями. Вакуумные насосы расположили здесь же. В третьей большой комнате разместилось оборудование второго передела: большая камера перчаточного типа с масляным прессом и вертикальная печь с молибденовым нагревателем, установленная прямо на полу, без укрытия, метрах в пяти от камеры. У стены, смежной с третьим переделом, стояла плексигласовая камера для разделки изделий.
Планировка и технологическая обвязка оборудования химического отделения были выполнены также без какой-либо проектной документации. Реакторы, преимущественно с ручным перемешиванием, были установлены в металлических вытяжных шкафах с плексигласовыми шторами на лицевой стороне. Шкафы расставили вдоль стен. Сборники и передаточные емкости разместились и в шкафах, и на шкафах, а наиболее объемные - прямо на полу рядом со шкафами.
Посреди большой комнаты находился громоздкий застекленный лабораторный шкаф с несколькими вместительными чанами на полу, в которых велось доосаждение и прочие "кухонные" операции по доведению растворов до сброса.
Безусловно, планировка и обвязка оборудования второго производства цеха 1 были далеко не совершенными, преобладал ручной труд. Очень громоздким был химизм технологического процесса: такое нагромождение операций осаждений, соосаждений и доосаждений. Операций сорбции и экстракции не было и в помине.
Костяк технологического персонала второго производства составила большая группа молодых специалистов - выпускников техникумов и группа ИТР с различных заводов страны. Среди них был и мой земляк Дмитрий Алексеевич Олоничев, с которым мы учились в одной средней школе...
В отличие от первого производства, где все начиналось с нуля, мы теперь находились в более благоприятных условиях и имели более широкие возможности для разработки и освоения технологического процесса: во-первых, использование имитатора, родственного по химическим свойствам нашей продукции и достаточно изученного; во-вторых, опыт металлургических переделов первого производства; в-третьих, знания персонала, прошедшего стажировку на "Электростали". Вот в таких условиях и началось освоение второго производства цеха 1.
В апреле 1950 года утвердили штатное расписание технологического персонала второго производства. В основном оно было таким же, как и для первого производства, с теми же должностными окладами. Начальником металлургического отделения назначили Ивана Георгиевича Евсикова. Начальникам металлургических переделов были установлены оклады начальников смен, хотя мы еще некоторое время руководили переделами, работавшими уже круглосуточно. На каждом переделе в смене работали старший инженер-технолог и сменный инженер или техник. В химическом отделении в смене тоже работало несколько старших инженеров.
В одной из комнат цеха по соседству со вторым производством был организован филиал заводской лаборатории, начальником которого назначили Липского. Начальником ОТК, помню, работал Михаил Иосифович Жданов, а его заместителем по второму производству - Селенин.
Большую помощь в освоении металлургической части производства (но не решающую роль, как это было в "девятке") оказала бригада научных сотрудников того же состава, какой был при организации производства в "девятке". О научных работниках, курировавших химическое отделение, ничего в памяти не сохранилось, лишь то, что видел там иногда профессора А. Гельман.
Особых затруднений с освоением технологического процесса у нас не было. Только с термическим процессом на втором переделе несколько забуксовали: реакция шла так бурно, что постоянно сопровождалась выбросом дыма и пламени из реакционного аппарата прямо в атмосферу комнаты. Усилиями научных руководителей этот процесс был усмирен: стали добавлять в шихту третий компонент. Надо сказать, что дозировка добавки не была постоянной и устанавливалась для каждой операции в зависимости от визуальной оценки исходного продукта. Избыток добавки приводил к другой неприятной крайности, и от персонала требовалась прямо-таки ювелирная точность в прикидке величины добавки. В технологическом процессе это была самая капризная и нестабильная операция. Забегая вперед, скажу, что она часто вызывала осложнения с планом и доставляла много хлопот в начальный период работы второго цеха.
Иных затруднений с техпроцессом не припомню. Уже к началу лета 1950 года второе производство цеха 1 приступило к переработке товарного сырья (торопил поставщик, требовало этого и руководство Базы), хотя условия труда были очень тяжелыми. Передача спецпродукта вручную по рабочим местам и переделам, связанная со вскрытием камер, загрузка и особенно сложная разгрузка тонкостенной кварцевой ампулы, вскрытие печей второго и третьего переделов, ручная перестановка раскаленного аппарата из печи в холодильник, разделка изделий (опять же вручную) молотком в плексигласовой камере, постоянный запах отходящих газов первого передела - вот далеко не полный перечень недостатков, осложнявших условия общей и специальной техники безопасности.
Источник: Носов, В. С. Время первых: (Из воспоминаний) / В. Носов //Озерский вестник. - 1998. - 10, 13, 15, 28, 29, 30 января.