"В память о времени и людях": Полнотекстовая база данных об Озёрске
Персоналия

вернуться назад

Г. Кашкова

СОЛДАТЫ ТЫЛА

      В один из апрельских дней 1942 года город Дзержинск провожал своих девушек, уходивших добровольцами на фронт. Перрон железнодорожного вокзала, от которого отправлялся воинский эшелон, был переполнен. Играл духовой оркестр. Слышались плач и напутственные восклицания. Тяжело расставались с девушками их родные, близкие и друзья. Ведь они уезжали туда, откуда могли и не вернуться.

      Наконец, эшелон тронулся и долго ещё вслед ему неслись печальные звуки старинного русского вальса «На сопках Маньчжурии». Шёл поезд недолго. В Горьком девушек высадили и повели на распределительный пункт, где расселив на трёхъярусные нары, стали готовить к принятию присяги. После принятия присяги, их направили в 45-ый зенитно-прожекторный полк. Этот полк защищал город Горький и Горьковскую область от налётов фашистских самолетов, которые прорываясь, бомбили город и объекты области. Враг сбрасывал листовки и диверсантов.

      В трудные дни 1942 года почти все мужчины полка ушли на передовую, и девушкам предстояло заменить ушедших.

      Чтобы осуществить перехват самолетов на дальних подступах они должны были в кратчайший срок овладеть военными профессиями слухачей, прожектористов и связистов. В полку, имевших хороший слух, отобрали в слухачи, остальных в прожектористы и связисты. Началась у девушек трудная солдатская жизнь. Они ходили в наряды, несли караульную службу, занимались строевой и политической подготовкой.

      Напряжённо вслушиваясь в звуковое пространство слухачи, ловя в нём след вражеского самолета. По их сигналу прожектористы, рассекая ночное небо лучами мощных прожекторов, засекали самолет и вели его, не выпуская в лучах, пока зенитчики не расправлялись с ним. Был такой случай, когда фашистский ас, войдя в пике, чтобы испугать прожектористов, ослепленный ими, выйти из пике уже не смог.

      Нелегко было девушкам-связисткам. Одно дело сидеть на коммутаторе. Другое, когда связь нарушалась, её немедленно надо было восстановить. В любую погоду; под дождём, в свирепую стужу и вьюги, по лесным завалам, болотам и оврагам тянули связистки, с катушками за плечами, линию.

      Кроме своей напряженной профессиональной работы, немало пришлось выполнять девушкам и физической. Подразделения полка время от времени перемещались в области, и они рыли землянки, командирские пункты, котлованы под прожектора и окопы на случай самообороны. В зимнее время расчищали всё это от снежных заносов. С рук девушек не сходили мозоли. Питание было скудное, и они буквально валились с ног, восемнадцати- и двадцатилетние девчонки, одетые в негнущиеся шинели, грубое солдатское белье и в огромные, не по их размеру сапоги.

      По воспоминаниям командира отделения связи первой роты, первого батальона 45-го зенитно-прожекторного полка Солдатенковой Саши.

      «По прибытии в роту нас построили, и командир роты, старший лейтенант Попов, стал знакомиться с личным составом. Замыкала строй симпатичная девчушка. Шинель на ней висела, а большая солдатская шапка все время сползала на нос.

      Комроты посмотрел на нее и спросил старшину:

      – Это, что еще за свисток?

      Старшина не успел открыть рта, как девушка бойко отрапортовала:

      – Я не свисток, а Маша Иванова и хочу на фронт в разведку.

      Весь строй содрогнулся от хохота.

      Комроты, усмехнувшись, крикнул повару:

      – Трофимов! Эту из детского сада, Машу Иванову, возьми на кухню.

      Маша в слёзы. Попов спрашивает её:

      – Ты зачем сюда пришла?

      – Воевать, – отвечает Маша.

      – Так и воюй, а не реви. Кухня тоже боевой пост. Так до окончания войны и прослужила Маша Иванова поваром.

      В моём отделении связи все девчонки были хорошие. Маша Козлова, Таня Заратуйченко, Галя Хахалина, Клава Мерзлякова, Аня Николина. Комсорг роты, Аня Николина, в любую погоду выходила с бойцами на обрыв, линии. Связь – это нерв подразделения и мы старались обеспечивать её бесперебойную работу. Сами производили ремонт оборудования, но к нашему огорчению обрывы линии были частыми. То лошади порвут, то ветер, то обледенение, то колхозники порежут на свои нужды. Позиции наши иногда менялись.

      В июле 1942 переместились ближе к городу Арзамасу. Разбили в мелколесье палатки. Вокруг тишина, ароматный воздух, на небе ни облачка. Ночью вдруг разыгралась гроза, и связь с батальонами нарушилась. Комроты приказывает: «Солдатенкова, наладить связь!» Выхожу из палатки. Темень. Беспрерывные удары грома. Полыхают молнии. Дождь льёт как из ведра. С детства очень боялась грозы, а тут надо идти. Побежала по линии. Вмиг промокла до нитки. Выбегаю из подлеска и при вспышке молнии увидела трактор в поле. Подбегаю, мальчишка, лет пятнадцати, пашет. Шесты повалил, кабель намотался на гусеницы. Я его ругаю, а он сам не свой. Бросился мне помогать, и мы вдвоём восстановили связь.

      В августе 1943 года переместился командный пункт роты к селу Ближне-Борисово, и надо было быстро провести связь к ближайшему населенному пункту. Комвзвода дает команду: «Солдатенкова и Хахалина, немедленно наладить связь!» В августе рано темнеет, а было уже часов 11-12 вечера. Вокруг заболоченный лес. Решили тянуть связь кратчайшим путем через речку Кудьма. Комвзвода в помощь дал нам трёх бойцов-мужчин. Дядьки не молодые и какие-то квёлые. Когда мы добрались до реки Кудьма, темнота сгустилась и в небе ярче высветились звёздочки. Спрашиваю бойцов:

      – Плавать умеете?

      – Нет, – отвечают.

      Послала я их в обход. Разделись мы с Галкой. Одежду оставили на берегу. Жутко было входить в холодную, темную воду. Безлюдье. В случае чего и помочь некому. Размотали кабель, взяли концы и поплыли, а барабан вдруг заело. Я дергаю, а он не идёт. Галя кричит: «Тону». Я в отчаянии со всей силы дернула кабель и он, наконец, пошёл. Вытащила на берег Галку с катушкой и вернулась за одеждой. Плыву обратно и слышу, Хахалина кричит: «Не подходите! Мы голые!». Различила два силуэта на лошадях. Оказалось, кавалерийский патруль услышал крики о помощи и прискакал. Пока одевались, кавалеристы развели костёр и уехали. Немного отогревшись, Галя и я бегом потянули линию. Восток еще только начал розоветь, когда мы прибыли к месту назначения. За быстрое проведение связи мне и Гале Хахалиной была объявлена благодарность по полку.

      В войну всем было трудно. Трудно и нам, связисткам. Связь давать надо быстро. Бежишь, тянешь кабель, на тебе винтовка, подсумок, противогаз, а на спине катушка. Пот градом, гимнастёрка в соли и чтобы подбодрить себя кричишь нараспев: «Скоро вся, скоро вся!» Не дай бог, если подвернется портянка в сапоге, тогда хоть плачь. Зимой ещё труднее. В ватнике, ватных брюках, больших валенках, с винтовкой, противогазом и катушкой не очень-то побегаешь, а надо. В военные годы снега выпадали большие. Лютовали морозы с ветрами. Местность пересеченная. То холмы, то поля, то лес, то овраги. Разбушуется метель, соорудит завалы снега. Бежишь, утопая в снегу, тянешь кабель, и иной раз провалишься в занесенную снегом низину, откуда одной и не выбраться.

      Не обходилось, конечно, и без комических моментов. Как-то дневальной в землянке оставили Клаву Мерзлякову, ей в тот день нездоровилось. Решила Клава нас побаловать и сварила перловую кашу. Пришли мы усталые, голодные. Сели ужинать. В землянке сумрачно. Коптилка еле светит. Кто-то из девчат подхватил в каше что-то темное и воскликнул: «Девчата! Каша-то с мясом!». Вытащила из котелка это «темное». Оказалось, чья-то варежка. Одна из тех, которые сушились на трубе печурки.

      И ещё. В один из погожих осенних дней бабьего лета решили девчата постирать юбки и гимнастерки. Вывесили их на солнышко. Вдруг поступил приказ, строиться в полной форме. Прибыл какой-то генерал проверять боевую готовность. Мы заметались. Что делать? В ватных брюках и фуфайках в строй нельзя. Даю команду отделению, одеть прямо на нижнее бельё шинели. Хорошо, что нас обеспечивали женским нижним бельем, а то, как бы мы выглядели, если бы из-под шинели торчали белые мужские кальсоны, которые выдавали нам до этого. Выстроили роту. Докладываю комвзвода по своему отделению. Он оглядел нас и спрашивает:

      – Почему вы сегодня все такие тоненькие?

      Отвечаю:

      – Так мы же не в ватниках.

      А комвзвода так просительно:

      – Девчонки! Вы не подведите меня.

      Но все обошлось благополучно. Посмеялись мы после смотра, но дальше взвода это не пошло. Были мы тогда очень молоды. В той поре, когда в душе каждой девушки рождается и живет мечта о преданной красивой любви. Когда ей так нужна защита сильной мужской руки. Но не все успели полюбить и стать любимыми, а у тех, кто любил, любимые были далеко. Там, где над ними ежеминутно витала смерть. С нетерпением ждали мы писем с фронта, а когда их долго не было – тосковали.

      Над накатами наших землянок проносились весенние грозы, нещадно палило летнее солнце, кружились листопады, шелестели нудные осенние дожди, со свистом метались снежные круговерти. Сменяли друг друга времена года, а война всё не кончалась, съедая дни нашей юности. В свободные минуты забирались девчата на нары. Я играла на гитаре, а они пели. Пели любимые «Землянку», «Огонёк», «Жди меня» и другие. И наши песни, в холодной полутемной землянке, звучали как мольба, как просьба – бейте врага, но возвращайтесь. Мы вас ждём.

      Конечно, бывало всякое. Бывало и так, что «война всё спишет». Бывало и так, что то, что девушка принимала за любовь, оказывалось просто мечтой юности. Но в то неизмеримо тяжкое время, несмотря на все невзгоды, рождалась и настоящая любовь. Полюбили друг друга одна из девушек нашего полка и старшина. Сберегли они свою любовь до конца войны, а после поженились.

      Расскажу об одной любви, зародившейся не совсем обычно. В моём отделении была девушка, которую условно назову Надей. В то время, даже самые симпатичные девчонки в ватных брюках, фуфайках и больших валенках теряли свою женственность и обаяние. Не на много лучше выглядели они в солдатских шинелях и зимних шапках. Надя же была некрасива. Худенькая, востроносая, всё лицо в веснушках, но в полку её любили за доброту, трудолюбие и по-детски светлую улыбку. Писем она не получала и сама никому не писала. Решили девчата дать ей номер полевой почты одного лётчика. Надя сначала отнекивалась, стеснялась написать ему, но потом под нашим нажимом написала. Завязалась между ними переписка. Прислал он ей свою фотографию и просил, чтобы она выслала ему свою. Надя в слёзы. На фотографии она выглядела еще хуже, чем в жизни, а лётчик на фото красивый парень. На груди ряд орденов. Решили мы, что пусть посылает ему фотографию самой красивой девушки нашего отделения. Послала. Переписка продолжается, и вдруг обрывается. Надя приуныла. Замкнулась в себе, молчит. Она и вообще-то была не слишком разговорчивая. Девушки её успокаивают.

      Через два месяца получает Надя письмо, в котором летчик сообщает, что лежал в госпитале и по пути на фронт хочет с ней встретиться в городе Горьком. Что тут началось! Надя плачет, девчонки волнуются. Решили, что надо ей ехать. Меня изредка посылали в батальон с секретными пакетами. Добилась я увольнительной и для Нади. Приезжаем в город Горький. Смотрим, ходит по перрону среднего роста парень в летной форме и высматривает кого-то. Мы его сразу узнали. Надя испугалась. Отошла к ограде пристанционного сквера, прижалась к ней. Маленькая, как воробушек, уткнула лицо в воротник шинели и плачет. Я смело подошла к летчику и всё ему рассказала. Выслушав, он спросил, а где же настоящая, которая писала. Я показала. Смотрю, он рванулся к Наде, заглянул ей в лицо и обнял. Я, конечно, ретировалась подальше. Расстались они, и мы уехали в роту. О чем ей говорил летчик, Надя не поделилась с нами, но когда закончилась война с фашистской Германией, он приехал в полк и забрал Надю. Поженились они, и по сей день живут счастливо. Как в сказке? Но это быль. У многих же девушек, любимые погибли на фронтах Великой Отечественной войны.

      Иногда возили нас в полковой клуб на танцы. Партнёров было раз, два и обчёлся, но мы с упоением танцевали друг с другом. Только очень хотелось сбросить гимнастерки и солдатские ботинки. Одеть хотя бы самые простенькие платьица и туфельки, но тогда это были только мечты. После мрачной сырой землянки полковой клуб казался нам роскошным дворцом.

      Позже командование организовало в подразделениях художественную самодеятельность и это скрашивало наш суровый солдатский быт.

      Демобилизовали нас, девушек полка, в июле 1945 года. Разлетелись мы, и у каждой по-своему сложилась личная жизнь. Кому-то далось счастье, кого-то только поманило, а у кого-то прошло мимо. Жизнь она и есть жизнь, и всякое в ней бывает, но у каждой из нас осталась дорогая память о друзьях-товарищах военных лет».

      Девушки: слухачи, прожектористы и связисты 45-го зенитного прожекторного полка не ходили в разведку, не поднимались в атаку, не участвовали во взятии городов. О них не писали в газетах, и их полк не упоминался в сводках Совинформбюро, хотя и относился к действующей армии. Они защищали небо над сёлами, где растили хлеб, над городами и рабочими посёлками, где создавалась нужная фронту техника. Весь личный состав их полка повседневно находился в боевой готовности, так как неделю, две нет налета и вдруг – налёт вражеской авиации. Надо было всегда быть начеку, иметь терпение и выдержку, не расслабляться, чтобы не пропустить врага, а это было труднее всего, но девушки честно и добросовестно выполняли свой солдатский долг. Девушки-комсомолки сороковых годов, мамы и бабушки – восьмидесятых двадцатого столетия.


Источник: Кашкова, Г. Солдаты тыла: Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны А.А. Мусатовой // Фонд неопубликованных материалов