По вечерам кажется, что стоишь на берегу моря. Лунная дорожка убегает вдаль, и нет ей ни конца ни края. Днем видны горы, а по вечерам они погружаются в зеркальную гладь воды, и ощущение бесконечности наполняет душу.
"Долина в сих местах таилась,
Уединенна и темна;
И там, казалось, тишина
С начала мира воцарилась".
Так было. Но сквозь топи и глухомань сюда прорвались люди. Чтобы скрыться от сторонних глаз и создать самое грозное оружие.
"За отдаленными горами
Нашли мы роковой подвал;
Я разметал его руками
И потаенный меч достал".
19 июня 1948 года здесь был пущен первый промышленный реактор для наработки оружейного плутония.
Март 1950 года. Пущен второй реактор.
Апрель 1951 года - третий.
Октябрь 1951 года - четвертый.
Декабрь 1951 года - пятый.
Сентябрь 1952 года - шестой.
Теперь уже вода в озере не замерзала даже в самые суровые зимы. Здесь всегда парило. Обитало много уток и гусей, изредка садились лебеди. По берегам таились лисы, поджидая, когда утки подплывут ближе. Иней создавал причудливые "замки", "дворцы", "джунгли" и "сталактиты". Это выглядело очень красиво. Для тех, кто не ведал, что именно здесь сбрасываются миллионы кубов горячей воды, той самой воды, которая остужает "горячие сердца" мощных реакторов. Нынче модно говорить, будто весь атомный проект в СССР был точной копией "манхэттенского", мол, наша разведка не только достала данные о первой атомной бомбе, но и предоставила полные чертежи реакторов для получения плутония. Не будем спорить, рассмотрим только факты.
У американцев были реакторы с горизонтальным расположением каналов, в которых находился уран. Главный конструктор наших реакторов Н. А. Доллежаль предложил "вертикальный принцип". Вместе с А. П. Александровым они добились, что это предложение было принято. Их активно поддержал И. В. Курчатов. В итоге американские реакторы в Хэнфорде начали выводить из эксплуатации в середине 60-х годов, а наши проработали еще двадцать лет.
16 июня 1987 годы был остановлен первый промышленный реактор. А до 1991 года все уран-графитовые реакторы, нарабатывающие плутоний, прекратили свою работу. И озеро, куда сбрасывалась их охлаждающая вода, начало замерзать. Утки и гуси теперь здесь не зимуют, но очень быстро начала расти и размножаться рыба. Появились экземпляры-гиганты. Ловить, конечно, здесь рыбу нельзя, хотя браконьеры есть везде, а потому и на это озеро они частенько проникают.
Вода теплая все-таки. Ведь по-прежнему работает "Людмила", а в 1978 году к ней присоединился и "Руслан".
"И видят: в поле меж врагами,
Блистая в латах, как в огне,
Чудесный воин на коне
Грозой несется, колет, рубит,
В ревущий рог, летая, трубит...
То был Руслан".
На первом этапе создания атомной промышленности соревнование, как известно, выиграли уран-графитовые реакторы. А "тяжеловодные" остались на втором месте. Дело в том, что это очень сложная установка - и конструкция необычная, и оборудования значительно больше. Казалось бы, у таких реакторов есть главное преимущество: они потребляют урана раз в десять меньше, чем их конкуренты. Однако стоимость тяжелой воды высокая, да и требования к герметичности оборудования особые: ни в коем случае нельзя допускать протечек, так как сразу же резко ухудшается радиационная обстановка. К сожалению, эксплуатация таких реакторов это подтвердила.
Уран-графитовые реакторы в Челябинске-40 пускал И. В. Курчатов. Тяжеловодный реактор был пущен его научным руководителем академиком А. И. Алихановым.
Сегодня на "Маяке" все уран-графитовые реакторы для переработки плутония остановлены, а "Руслан" и "Людмила" продолжают работать. Они необходимы как для термоядерного оружия, так и для производства изотопов.
ФИЗИКИ НЕМНОГО ПОЭТЫ...
Первый реактор был назван "Аннушкой". Наверное, это произошло случайно, так как началось строительство сразу трех комплексов - "А", "Б" и "В". Это циклы получения плутония: сначала в реакторе, затем на радиохимическом заводе, а потом уже на металлургическом производстве. Кто-то назвал реактор "Аннушкой", вскоре появились "Иваны", а затем уже "Людмила" и "Руслан".
Впрочем, и ядерные бомбы получали ласковые женские имена. В частности, серийная - "Елена". Видно, физики всегда становились лириками, когда у них что-то получалось.
- Думаю, что такие названия возникли из-за секретности, - убеждает меня директор реакторного завода Виталий Иванович Садовников, - да плюс к тому пытались как-то сдержать "народное творчество". К примеру, был индекс "РДС" - это по первой атомной бомбе. Народ тут же "расшифровал": "Россия делает сама". Или о реакторе "ЛБ" - так именовалась одна из конструкций. Тут же пришла "расшифровка": "Лаврентий Берия". Чтобы соблюсти секретность и пригасить "народное творчество" и стали называть реакторы разными именами. "Руслан" и "Людмила" в расшифровке не нуждаются... Ну, а теперь по сути. "Руслан" - это мощнейший реактор. Кажется, его пустили... Нет, что-то запамятовал, но сейчас подсчитаю: у нас идет уже 14-я кампания...
- Что вы имеете в виду?
- Так у нас реактор работает. Мы его загрузили, и начинается "кампания" - она будет продолжаться до тех пор, пока топливо не будет полностью выжжено. И потом необходимо топливо заменять. Точно так же работают подводные лодки...
- Значит, "Руслан" - мощный реактор, а "Людмила"?
- Судьба "Людмилы" очень интересна. Тяжеловодных реакторов было много, но у них один недостаток - алюминиевый корпус. Обеспечить его полную герметичность практически невозможно. И реакторы останавливали, когда с протечками уже невозможно было справиться. Поначалу этот реактор назывался "Л-Ф2", мол, "легкий", на "трубах Фильда", "модификация вторая". Вот буква "Л" в конце концов превратилась в "Людмилу".
- А вы "дядька Черномор" при них?
- Если следовать сказочной логике, то директор иным и быть не может!..
- Что за характер у них?
- Я отношусь к ним как к живым существам! Я вообще - человек эмоциональный. Когда сажусь за любой пульт управления - будь то автомобиль или пульт управления реактором, - я должен понять характер машины, ее суть... К сожалению, за пультом управления этих реакторов не сидел, я был на уран-графитовых реакторах, в основном на 601-м. Я знал его "норов", все его особенности, знал, что мне нужно сделать, чтобы "подхлестнуть" реактор или сдержать его. Хороший управленец должен чувствовать реактор. Итак, о "Руслане" и "Людмиле"... С точки зрения управленца оба реактора "ленивые".
- Почему?
- Они настолько стабильны, что эмоциональному человеку сидеть на пульте даже неинтересно. Не управляешь ими, а наблюдаешь! Но они очень разные. В частности, из-за конверсии. Если раньше оба нарабатывали один продукт, то теперь ситуация изменилась. На 75 процентов "Людмила" работает сегодня на народно-хозяйственные изотопы. Это самая мощная конверсия у нас.
- Раньше реактор был нужен для поддержания боеготовности термоядерного оружия, а сейчас он обеспечивает изотопами практически все области - от мартенов до медицины, не так ли?
- Но "Руслан" конверсирован всего на 4,8 процента! Он продолжает чисто оборонную "тематику". Кстати, "Людмилу" уже называют "коммерческим реактором". Это само по себе говорит о многом. Ее пускали, когда я уже пришел на завод. Пуск был сложным и длительным, но, невзирая на все трудности, реактор получился неплохим. Ну, а "Руслан" - уникальный, таких больше нет.
- В стране?
- В мире! Он уникален своей конструкцией и исполнением. Родители его - институт Доллежаля и Курчатовский центр. А прародители "Людмилы" - ОКБ в Нижнем Новгороде и Институт теоретической и экспериментальной физики. Так что у нас на площадке собрался весь цвет отечественной науки.
- А почему именно тяжелая вода?
- На таком реакторе можно получить очень мощные потоки. Реактор маленький, компактный. "Людмилу" удалось легко конверсировать, а с "Русланом" сложнее - он был сконструирован для целевого использования, чисто военного. В нем много нового, оригинального, и до нынешнего дня "секретного". Производительность у "Руслана" сумасшедшая, а как мы этого добились - табу! Наши соперники, или конкуренты, как теперь говорят, много дали бы, чтобы узнать детально о конструктивных особенностях "Руслана", но это наши достижения, наши "ноу-хау".
- Вы считаете, что таких реакторов больше нет?
- Не только в этом уверен, я это знаю!
- Но ведь тяжеловодные реакторы хорошо изучены?
- Это легководный реактор. Там семь метров воды, а такое ощущение, что все рядом - абсолютно чистая вода! Реактор - это огромный комплекс. Вокруг него - многочисленные обеспечивающие структуры. По сути дела, каждый реактор - это завод. Так уж получилось, у нас много систем, которые обеспечивают и "Руслана" и "Людмилу". Реакторы оказались как бы "спаренными". И это сейчас создает определенные трудности, так как по международным требованиям необходимы отдельные системы, независимые друг от друга. И на нашем примере приходится ломать стереотипы, сложившиеся в реакторостроении. Почему нам навязывают какие-то требования и условия? А может быть, имеет смысл поучиться у нас, в том числе и безопасности?!
- Вы выросли в этом городе, на комбинате?
- Фактически - да. На комбинате с 1963 года.
- По моим агентурным данным, ваш отец пускал первый реактор?
- Абсолютно точно! Мой отец был главным механиком "Аннушки", потом одним из первых начальников смены. Он жив, мы вместе, в одной квартире...
- Он оказал на вас влияние?
- Раньше мне казалось, что нет. Я мечтал стать летчиком. Но с детства ношу очки! И вторая страсть: мне необходимо чем-то управлять. Я с удовольствием управляю, к примеру, автомобилем, участвовал в ралли. Да и манера управления у меня спортивная, а потому, к примеру, женщины не любят со мной ездить - боятся. Характер такой. Мне мало играть в КВН, мне нужно быть его "управляющим", хотелось придумывать, развивать, двигать вперед или назад, но обязательно двигать... Я начал работать конструктором, и у меня получалось. Закончил Челябинский политехнический институт, аэрокосмический факультет - вот реализация детской мечты о полетах!.. Поначалу я попал в ОКБ, стал конструктором. Мне дают первую работу. Проходит неделя, я кладу на стол начальнику группы общий вид, деталировку, расчеты, диаграммы - в общем все, что положено. Мне дают следующую работу, уже побольше. Через неделю я ее сдаю. Руководитель группы смотрит на меня с интересом и дает новое задание. Я чувствую, что уже не справляюсь, беру домой, делаю по ночам расчеты. Через неделю кладу ему на стол работу... Я понял так, что есть цикл - неделя, и на это время мне выдают задание. А потом опытные конструкторы объяснили, что первую работу мне дали на месяц, вторую - на два, а третью - на квартал! Мне коллеги и "вправили мозги", мол, "не высовывайся, а живи, как все". Естественно, меня такая работа не устраивала, мне нужно быть постоянно в деле. Поэтому я не долго задержался в конструкторах, а пошел в инженеры-исследователи. Это дало мне возможность побывать на всех заводах комбината, влезть в основную технологию, понять и масштабность, и характер работ.
- Какой же самый интересный завод?
- А тот, на котором я работаю! Потому что, когда я впервые вошел в "15-ю комнату", на пульт управления реактором, я понял - это мое. Поначалу была оторопь - неужели это можно все постичь?!
- Так трудно было попасть в "15-ю комнату"?
- Конечно! Секретность ведь... Я делал датчики для реакторов, бывал везде, но в "15-ю" не пускали - "нет служебной необходимости", и баста! Только когда я делал нейтронные датчики и нужно было в "15-ю" по работе, мне разрешили. Я взглянул на пульт - и теперь это стало моей судьбой...
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО "КОЗЕЛ"!
Безопасность страны обеспечили "Иваны" - реакторы, на которых вырабатывался плутоний на Урале, в Сибири - на всех комбинатах Средмаша. Однако свою биографию "Иваны" начали с "Аннушки".
Весной 1948 года Сталин понял, что атомной бомбы и в ближайшее время у него не будет, хотя двухгодичный срок, отведенный им на "урановый проект", давно истек.
Берия теперь знал, что его жизнь и судьба висят на волоске - Хозяин был не на шутку взбешен. Берия распорядился, чтобы о делах на объекте "А" ему докладывали ежедневно. Простой монтажников более чем два часа, а также недопоставки оборудования расценивать как "чрезвычайное происшествие". Все, кто закончит работу к 1 мая, получат отпуск на три дня для свидания с семьями. Для этого будет выделен специальный самолет.
Ну а за ошибку наказывались строго, подчас беспощадно. Этим славился Ванников. Известен случай, когда инженер Абрамзон, допустивший погрешность при монтаже оборудования, прямо из цеха был отправлен в лагерь, который находился тут же, за стенами корпуса "А". Ванников отобрал у несчастного пропуск и сказал: "Ты не Абрамзон, а Абрам в зоне", и этого оказалось достаточно, чтобы посадить человека на много лет.
7 июня 1948 года Курчатов начал физический пуск реактора. Ночью реактор "поднялся" до десяти киловатт мощности. Игорь Васильевич заглушил цепную реакцию и остановил реактор - стало ясно, что "Аннушка" может работать.
Через два дня эксплуатация началась, это произошло в восемь часов утра 10 июня. А через неделю в оперативном журнале Курчатов сделал такую запись: "Начальникам смен! Предупреждаю, что в случае остановки подачи воды будет взрыв, поэтому ни при каких обстоятельствах не должна быть прекращена подача воды... Необходимо следить за уровнем воды в аварийных баках и за работой насосных станций".
Неужели Игорь Васильевич предвидел Чернобыль?! К сожалению, предотвратить катастрофу он не мог, хотя и предупреждал о ней еще летом 1948-го.
В 12 часов 45 минут 19 июня 1948 года состоялся промышленный пуск "Аннушки". К этому времени в ней уже было накоплено несколько микрограммов плутония. Победный рапорт моментально ушел в Москву. Берия доложил Сталину об успехе. Он еще не знал, что случилась первая авария.
Уже 20 июня "Аннушка" была остановлена. Повысилась радиоактивность воды, урановые блочки разрушились, они спеклись с графитовой кладкой. Появился первый "козел"... Извлечь разрушившиеся блочки так и не удалось. Все попытки оказались неудачными. Помещения были загрязнены, работники получили большие дозы радиации.
По приказу Берии реактор вновь выводится на полную мощность. Через месяц - новая авария. Ее устраняли без остановки реактора.
20 января 1949 года реактор был остановлен на капитальный ремонт. Плутония, что был наработан в нем, уже хватало на одну атомную бомбу.
В реакторе оставались урановые блоки. Их нужно было извлечь любой ценой, потому что в стране для второй загрузки реактора просто не было урана. И тогда служба главного механика, возглавляемая И. А. Садовниковым, разработала специальные "присоски", которые позволяли извлекать урановые блоки вверх, в центральный зал реактора.
"Эта эпопея была чудовищна", - вспоминал Е. П. Славский. Потом он рассказал, что Курчатов сидел за своим столом в зале, а рядом с ним складировались облученные урановые блоки. Курчатов их осматривал. "Если бы сидел, пока все отсортировал, еще тогда он мог погибнуть", - заметил Ефим Павлович.
И Курчатов, и Славский, и все, кто был тогда на "Аннушке", получили огромные дозы. Даже по официальным данным в 1949 году треть работников завода получили более 100 бэр.
26 марта 1949 года "Аннушка" вновь начала нарабатывать плутоний...
- Отец был среди них? - спрашиваю я у нынешнего директора реакторного завода.
- Конечно, - отвечает Садовников. - Сегодня даже трудно представить, как люди получали такие дозы... Это была плата за незнание.
- В таком случае я не могу не задать такой вопрос: что такое современный реактор?
- С точки зрения управленца - это сложная, ответственная машина, требующая от человека добротных профессиональных знаний, умения и желания работать на ней. И, конечно же, понимания той ответственности, которая передается человеку.
- Как известно, любая работа требует ответственности, а потому - каковы особенности?
- Постоянная готовность к работе в экстремальной ситуации. Готовность выйти из сложного положения. И особенно это необходимо на уран-графитовых реакторах. Почему я говорю о "Руслане", что он "ленивый"? На нем не нужно быть постоянно в напряжении. А конструкция уран-графитового требует этого... Срабатывание сигнала, и тебе дано лишь семь секунд, чтобы принять решение. И это мне нравится!
- Но с точки зрения обычной эксплуатации, ведь это опасно?
- Поэтому я и поддерживаю "Руслана" и "Людмилу". Они выигрывают по многим параметрам по сравнению с нашими первенцами. Сделан мощнейший шаг вперед! Причем понять, что такое безопасность по-настоящему, можно только "на собственной шкуре".
- И вы это прошли?
- В 1976 году в ночь с 12 на 13 июня возникла ситуация, которая "просветлила" меня. И только спустя некоторое время я осознал, с чем именно столкнулся.
- Заинтриговали... Расскажите?
- Была мощнейшая гроза. Молния ударила в станцию береговых машин. Они забирают воду и заполняют промежуточные баки. Через несколько секунд молния ударила в наши газоочистные сооружения, они остановились. Следующий разряд - и все обесточено! Мы потеряли электроснабжение...
- Просто напасти какие-то!
- Оказывается, в жизни все случается... Стало темно. А я только заступил на смену - был уже начальником смены. Это очень ответственная работа, потому что в подобных ситуациях только его решения единственные и обязательные... Гроза продолжается. Следующий разряд, и по сельсинам пробегает голубая полоска...
- Сельсины?
- Это приборы, показывающие положение стержней... Голубая лента проскочила по приборам! Я никогда бы в это не поверил, если бы мы - нас было трое - это не увидели... Тогда замом у меня был Виктор Ольховский, сейчас он главный энергетик завода. А старшим инженером управления была Зотова Евгения Николаевна. Потрясающий человек! Она великолепно чувствовала реактор. Я - ее ученик, даже когда работал начальником смены, у нее многому учился. Вдвоем с ней я мог спокойно управлять реактором, даже брали третьего на выучку. Очень надежный человек! Итак, сельсины засветились, и Витя только успел крикнуть: "Ой, мама!" Сразу же включилось аварийное освещение, на пульте - паника, то горит, то остановилось, телефонные звонки со всех сторон... Для нас тогда остановить реактор - было почти преступлением, потому что он должен работать и накапливать плутоний. Каждая минута простоя реактора стоила сумасшедших денег. И эти понятия мы впитывали "с молоком матери" - реактор должен работать!
- Любой ценой?
- Практически любой ценой. Если подходить с позиций сегодняшнего дня, то в те годы я многого бы не делал, потому что цена слишком дорогая. Мы ведь и людей теряли, отдавали их ... Когда у нас было 24 "козла" на первом "Иване", огромное количество людей потеряли там свое здоровье. А все потому, что торопились - надо было быстрее, быстрее, быстрее... И вот в такую грозу я решаюсь на "разгон" реактора, хотя в промежуточных баках у меня остается всего 400 кубов воды, а реактору в час нужно двадцать тысяч. Представляете, какой риск?! Если бы что-то произошло, то мне не хватило бы воды. Это была ситуация, которая нигде не предусмотрена, по сути - на грани Чернобыля. И только потом - а целую неделю я не мог спать! - я понял, что произошло. Нет, то был не страх, а переломный момент - я понял, что мог натворить...
- А страховки уже никакой не было?
- Тогда нет. Сейчас после Чернобыля уже сделано очень многое, чтобы защитить реактор "от дураков". Грубо говоря, сейчас можно и школьника посадить за пульт управления, если он будет работать четко по регламенту. Но при нестандартных ситуациях, при нештатных происшествиях необходим высочайший профессионализм. Именно такие ситуации оттачивают мастерство. А если их нет, если они преподносятся только теоретически, то персонал "размагничивается".
- Но ведь есть тренажеры?
- У нас их нет. Мы начали ими заниматься, но тут начались реформы, и, естественно, все обрушилось. А по сути - тренажеры нужны... Мы подчас делаем как бы два разгона реактора, чтобы тренировать персонал. Это ведь самая ответственная операция, потому что все неприятности происходят во время динамической работы, а не в стационарном режиме.
- Вы делились с отцом?
- Поначалу отец оказывал большое влияние на меня. Он постоянно подталкивал меня вперед, вперед... Кстати, первая мысль, что я буду директором этого завода, появилась, когда я начал готовиться к начальнику смены. Мысль была шальная, но подспудно желание было...
- А следующее ваше желание? Нельзя же останавливаться в директорах?
- Почему? Я уже воспринимаю все по-другому. И себя, и время. С большим удовлетворением оцениваю свой персонал - есть у меня два "орла", которые готовы занять мое место. Мне всегда дышали в затылок, и это мне нравится!.. Есть Володя. Красивый парень, он готовый директор. И мне даже немного завидно, потому что у него есть черты, которых мне не хватает. Он умеет жестче управлять, а это необходимо сейчас.
- Не опасаетесь?
- Чего? Потерять место? Но разве можно уйти от жизни? Это такие же отношения, как с детьми. Уже прекрасно понимаешь, что они обходят тебя...
- А ваше отношение к оружию?
- В разные периоды жизни оно было разным, Сейчас я понимаю и воспринимаю его как необходимость. Как на сегодняшний момент, так и на завтрашний... Но внутри меня постоянно идет борьба. С одной стороны - ядерное оружие - жуткое оружие, страшное. Я работаю здесь и понимаю, что может быть. Плюс к этому наши аварийные ситуации. И СПР - самопроизвольные цепные реакции, которые случались на 20-м заводе. Тот же Сапожников. Он получил более тысячи рентген во время одной из них. Интересный человек. Из моего круга знакомых... И он ушел из жизни. Я смотрел фильм, как все случилось, - это ведь было отснято!
- Не жестоко?
- Необходимость! Чтобы другие понимали, с чем именно им предстоит иметь дело... А ведь ситуация предельно простая: подошли к баку с раствором, взяли его в руки, наклонили, вот тут и началась цепная реакция. Потом сами подсчитали, сколько досталось каждому... Итак, с одной стороны - очень страшное оружие, и огромным бременем лежит на экономике страны, а с другой - суровая необходимость. На сегодня мир устроен так, что без ядерной "химеры" никак не обойтись! Стоит, к примеру, сейчас Россию разоружить, и тут же, я в этом уверен, начнут ее "растаскивать" по частям, большим и малым. И мы можем опять-таки остаться "недоразвитыми"...
- Значит, на "Руслане" и "Людмиле" все-таки держится будущее?
- Конечно. Это и безопасность страны - создание суперсовременного оружия, и производство изотопов. Как и принято на Руси, в одной руке меч, а в другой - плуг...
ЦЕНА ГОЛУБОГО СИЯНИЯ
>Мы шли к сердцу реактора. Туда, где издали уже было видно голубое сияние... А Виталий Иванович продолжал доказывать, что на "Маяке" могут сделать все...
- Случилось так, что на Украине один завод перестал выпускать термометры, - говорил он. - Нет их, а у нас "Руслан" на профилактику становится. И что вы думаете? Спросил я наших инженеров: неужто мы такие приборы сделать не можем?! Да, конечно же, сделали, и в "атомном исполнении", естественно... Более тысячи штук поставили на "Руслане", теперь думаем, как на другие заводы поставлять... Или другая конверсия. Изобрели мы трубочку с "радиационной памятью", при изготовлении ее облучение требуется. Что это такое? Диаметр её, к примеру, 18 миллиметров, а туда провода вставляете, и диаметр "сжимается" до десяти миллиметров. Это и надежность, и герметичность. Ничего такого в мире нет. Поставляем мы ее на один завод, где электрику всю для вертолетов боевых, да и для ракет тоже делают, там на нас молятся... Вот это наша конверсия!.. Или изотопы. Видите? - Садовников показал вниз. - Сияние идет. Это изотопы. Тут их на добрую сотню стран хватит.
Спорить с Виталием Ивановичем трудно, да и не нужно. Конверсия - это высочайшие технологии, и они есть в атомной промышленности и на передовых предприятиях, подобных реакторному заводу "Маяка".
А вода прозрачная, удивительно чистая. Глубина более десяти метров, а кажется - руку протяни... Но стоит на краю мощный парень - один из операторов. И я догадываюсь, что из-за меня он тут...
- Ну, вдруг голова закружится или оступитесь, - замечает Садовников.
Под ногами - кобальтовые источники. Здесь, рядом с реактором, они выдерживаются некоторое время, а затем идут на изотопный завод.
Все-таки необходимо небольшое отступление. Из нашего разговора с Садовниковым может сложиться впечатление, будто судьба тяжеловодных реакторов безоблачна, если сравнивать их с уран-графитовыми, мол, и "козлов" не было, и блочки не распухали, а те, кто работал на них, ведать не ведают о лишних дозах, и, облучении. К сожалению, это не так. Неприятностей и аварий и тут хватало, пока конструкция не достигла своего совершенства, и, прежде чем пришла безоблачная погода, вихрей и бурь пронеслось немало…
Кстати, как и на "Аннушке", аварийные ситуации начались в первый же месяц работы. В ноябре 1951 года, когда вода в озере охладилась до нуля градусов, в теплообменниках тяжелая вода замерзла - ведь точка замерзания ее почти плюс четыре градуса. Циркуляция воды прекратилась, реактор был сразу же заглушен.
Ефим Павлович Славский вспоминал, что это случилось во время прощального вечера - уезжал с "объекта" академик Алиханов. Решил, что все наладочные работы завершены и ему тут делать нечего...
"Прямо на вечере, - рассказывал Славский, - я обратился к собравшимся: "Ну, братцы, садись в автобус и поехали..." Алиханов, экспансивный такой, сначала не поверил, что заморозило. Кричит: "Не может быть!" Я: "Что не может быть? Циркуляция воды-то не идет!" ...Ау нас ворота чугунные, автоматические, за ними два теплообменника - большие такие цилиндры. Я говорю: "Пойдем туда посмотрим". Они: "Да что пойдем, там же радиоактивность!" Ничего. Открываю, захожу, кладу руку - холодный теплообменник. Должен быть горячим. "А ну подходите!" И только тут поняли, что произошло!
К сожалению, первый реактор доставил еще немало неприятностей. И все тому же Славскому. Вскоре урановые блочки с плутонием застряли в системе гидротранспорта. Произошел перегрев, блочки расплавились, вышла из строя вся система разгрузки реактора. Извлекали их через верх реактора в центральный зал. Персонал переоблучился. Пришлось снизить объем наработки плутония.
Все новые и новые реакторы такого типа вступали в строй. На них нарабатывался уран-233 из тория, а затем и тритий для термоядерного оружия. Параллельно на каждом реакторе в специальных каналах получали и всевозможные изотопы. Тут в лидеры вышла "Людмила".
Из официальной справки: "Действующие реакторы, обладая уникальными нейтронно-физическими и технологическими характеристиками, обеспечивают наработку широкой номенклатуры радиоактивных изотопов, в том числе народнохозяйственных: углерода-14, высокоактивных кобальта-60, иридия-192 и других, и полностью удовлетворяют потребности завода радиоактивных изотопов ПО "Маяк". Научно-технический потенциал производства позволяет быстро реагировать на вновь возникающие потребности рынка радионуклидов и в течение года разработать и внедрить реакторные устройства и технологии производства новых радионуклидов".
- Говорят, вы стали монополистами в мире? - продолжается наш разговор с директором завода.
- Не совсем. Конкуренция очень мощная, но мы "сражаемся" на равных с американцами, - отвечает Садовников.
- Учитесь быть "деловыми людьми"?
- А это очень интересно! Своеобразная система управления, которую я так люблю… Очень любопытные у нас контакты с китайцами, мы создали даже совместное производство и уже вместе выходим на рынок. К сожалению, опыта маловато, мы ведь в иных условиях работали.
- Это ощущается?
- Конечно. В свое время реакторный завод был в основной цепочке создания оружия. И этому уделялось много внимания. А изотопам - от этого изобилия всего доли процента, и то по необходимости, мол, нужно обеспечить наше народное хозяйство тем или иным изотопом. Так сказать, "атомный ширпотреб". Но мы достигли мирового уровня в этой области, и завод вдруг вышел на главное направление, на "острие" добывания средств к существованию. Вот какая парадоксальная ситуация! Наш министр проводил здесь совещание. Он сказал: "Да, вам не платят за оборонную продукцию, но вы производите изотопы и продаете их. Таким образом, вы компенсируете то, что не доплачивает вам государство. Хотя бы частично компенсируете, и это позволяет выжить в столь сложной ситуации". Он был прав, наш министр! Если бы мы не производили эти изотопы на экспорт, то комбинат "лег бы на дно", возможно, еще в 1992 году. А получилось, что реакторный завод с "Русланом" и "Людмилой" и завод радиоактивных изотопов заняли одно из ведущих мест на комбинате "Маяк".
- А сколько продукции идет на экспорт?
- 95 процентов. Англия, США, Швейцария, Германия, Китай - тринадцать стран крупные потребители. В основном это кобальт-60. Он нужен для разных дефектоскопических устройств, что применяются в промышленности. Используются изотопы и в облучательных установках, в стерилизаторах - это медицина. Ну и, конечно, другие изотопы - иридий-192, углерод-14, цезий - тоже используются и покупаются. В общем, порядка 20 процентов мирового рынка изотопов контролирует "Маяк". Могли бы и больше, но мы пришли на рынок позже других, и теперь каждодневно приходится отвоевывать новые позиции.
- Уверены в успехе?
- Бесспорно! За полвека "Маяк" накопил столь мощный потенциал, что его коллективу по силам любые задачи. Это не бравада, а реальность...
"Она прошла, пора стихов,
Пора любви, веселых снов,
Пора сердечных вдохновений!
Восторгов краткий день протек -
И скрылась от меня навек
Богиня тихих песнопений..."
Машина притормозила у контрольно-пропускного пункта. Солдат заглянул к нам в окошко, внимательно изучил документы Садовникова.
- Вы знаете, что охраняете "Людмилу"?- спросил я.
- Нет. Мне не положено разговаривать,- отрезал солдат. - Проезжайте!
А жаль, что солдаты не знают, кого и что они охраняют…
Источник: Губарев, В. «Руслан» и «Людмила»: реакторы для термоядерного оружия / В. Губарев // Наука и жизнь. - 1997. - № 6. - С. 78-83.